Несмотря на потрясение, кое-какие мысли в ее голове были. Она вспомнила его исчезновение из дома без единого слова, на многие месяцы; его внезапное появление при дворе; отчаяние в его глазах, когда они встретились. Вспомнила напряженность в его отношениях с Сесилией, у которой были какие-то свои дела с шотландцами. Но почему, почему он впутался в такой предательский заговор?

— Розамунда?! Что ты тут делаешь?!

Жгучая ярость смыла оцепенение шока, и Розамунда заорала:

— Что я тут делаю?! Я скажу — меня украл один осел?! Что бы сказали твои родители, если бы узнали о таком позоре? Ты же преступник!

Макинтош расхохотался, схватил Розамунду за запястье, подтащил к себе.

— Ишь ты! В тебе твоя шотландская кровь заговорила, леди Рамси! Но тебе, Ричард, она напомнила не пустяк! И в самом деле, что бы сказали твои родители?!

— Да я сама бы выпустила из себя всю свою шотландскую кровь до последней капли, если она ведет вот к такому: к предательству, угрозам, не говоря уже о слабоумии. — Розамунда выдернула свою руку.

Макинтош разозлился, схватил ее за плечи и тряхнул так, что у нее клацнули зубы.

— Из-за треклятого английского слабоумия мы оказались в таком положении! — ругался он. — Это твой пылкий кавалер схватил тебя. По ошибке. Никому ты и не была нужна!

— Тогда я рада, что из-за его дури попалась я, а не королева, — заявила им Розамунда. — Теперь она в безопасности от ваших злых намерений.

— Никаких злых намерений не было, леди Розамунда, — ответил Макинтош. — Мы только хотели помочь ей встретиться со своей кузиной. Королева Мария так хочет видеть ее, а королева Елизавета все откладывает поездку. Если бы она только увидела благородную, возвышенную природу моей королевы, ее очарование, красоту, она оставила бы свою затею выдать Марию замуж за этого конюха Лестера.

— Так вы что, собирались довезти ее тайком до самого Эдинбурга?! — недоверчиво спросила Розамунда. — Совсем ума лишились!

— Верно, дорога далекая, — отозвался Макинтош, — и в пути может случиться всякое. Опасные сейчас времена!

Да, опасные! И значит, он собирался убить королеву. А теперь убьет ее, раз уж она подвернулась им под руку. В ярости отчаяния Розамунда бросилась на него и вцепилась ногтями в его самодовольное лицо. Макинтош отпрянул, но ее ногти оставили на его щеках красные борозды.

— О!.. — взвыл он, отрывая девушку от себя и падая на Ричарда.

У того от неожиданности дернулись вожжи, и лошади, сбитые с толку, свернули к берегу. Они влетели в сугроб, покрытый ледяной коркой, и остановились; сани наклонились и встали под углом к лошадям. Ржание лошадей, яростный вопль Макинтоша и визг Розамунды разорвали тишину зимней ночи. Розамунда изо всех сил ударила Макинтоша локтем в грудь, а он наотмашь хлестнул ее по лицу.

Голова девушки дернулась назад, в ушах зазвенело. И тут могучие руки схватили ее сзади за талию и выдернули из покосившихся саней. Ричард потащил ее к берегу реки, а она брыкалась, чтобы освободиться. Макинтош все еще выл, стоя на коленях и прижимая к щекам пригоршни снега.

— Свяжи эту английскую суку и не спускай с нее глаз! Она ответит за свое безрассудство!

— Зачем ты ввязался в это безумие, Ричард?! — кричала она, когда он бросил ее под дерево на берегу.

— Они предложили мне деньги, — бормотал он, упираясь ладонями в колени и стараясь отдышаться. — Много денег и землю в придачу. Столько земли! Твои родители не смогли бы больше относиться ко мне с презрением, как к попрошайке!

— Они и не относились к тебе с презрением! Они только думали, что мы с тобой не пара по характеру. И теперь я поняла, что они были правы!

Больше чем просто правы. Они видели в нем то, чего Розамунда тогда не видела. Но теперь она видела это отчетливо. Он не Энтон! В Ричарде ничего не было от мужчины, которого она могла бы полюбить.

— Все из-за тебя, Розамунда!

С беспредельной грустью она покачала головой:

— Измена не может быть из-за меня. Только из-за самого себя, из-за своей жадности.

— Это не жадность! Если возведение законной королевы на престол может помочь нам быть вместе…

— Я бы не осталась с тобой за все золото Европы! Я предана королеве Елизавете. И я люблю другого мужчину, который в тысячу раз достойнее тебя, добрее, порядочнее. — Розамунда обессилено припала спиной к дереву.

— Ты сейчас такая же, как твои родители, — огрызнулся он, выпрямляясь, чтобы прямо смотреть на нее.

И хотя лунный свет был слабым, она разглядела силу его злобы, неистовства оттого, что она отвергла его.

— Ты считаешь себя выше меня после всего, что я сделал ради тебя, чем рисковал… Но больше ты не будешь такой заносчивой после того, что я с тобой сделаю…

Он попытался схватить ее, но Розамунда уже была готова к этому. Она вскочила, не обращая внимания на то, что мышцы ног затекли, что ступням было больно от холода, в ее-то легких праздничных туфлях. Она сбросила накидку и, не помня себя, со всех ног бросилась бежать. Дышать было больно, живот свело от страха, сердце стучало где-то в ушах так громко, что она едва слышала, как сзади преодолевает снег Ричард. Она перепрыгнула через поваленное дерево, а Ричард споткнулся об него и зарылся в снег.

— Ведьма! — крикнул он!

В панике она вдруг вспомнила, как ловко в детстве лазала по деревьям, залезала все выше и выше, пока мама не узнала об этом и не запретила лазать. Как раз над головой был низкий толстый сук, и она решилась повторить то, что умела в детстве. Подоткнув юбки под свой золоченый пояс, она забралась на сук, вытянулась, что было силы, пока не дотянулась до другого сука. Руки скользили, грубая промороженная кора раздирала нежную кожу. Наконец она добралась до развилки ветвей и села, крепко обхватив ствол дерева. Ветер трепал ее волосы, жалил онемевшую кожу. Она вспомнила золотые мгновения, проведенные с Энтоном, как они целовались, занимались любовью, и она знала тогда, что они предназначены друг для друга. Сейчас она цеплялась за мысли о нем, как за спасительную нить.

Помоги мне, найди меня…

Энтон быстро скользил по льду, войдя в ритм движения на длинную дистанцию. Он не замечал ни холода, ни темноты. Одна мысль пульсировала в нем: он должен найти Розамунду, и как можно скорее! Он любил ее, это было теперь совершенно ясно. Он любил ее, и ничто уже для него не имело ни смысла, ни значения: ни поместье, ни ее родители, ни королева… только их чувства друг к другу. Он должен сказать ей об этом, должен сказать, как он раскаивается, что оттолкнул ее.

Он бежал вдоль следа, оставленного полозьями саней, — они были тяжелыми, и их след был заметным. Мысль о том, что Розамунда где-то дрожит от холода в ночи, испуганная, беззащитная, вызывала в нем такую злость, какой он не чувствовал никогда. Жгучая ярость, которая сожжет все, если дать ей волю. Но он понимал, что такая ярость, неограниченная, вышедшая из-под контроля, сослужит плохую службу. Нужна холодная, острая сосредоточенность. Злиться можно будет потом, когда Розамунда окажется в безопасности. Он бежал вперед, вспоминая ее улыбку, как она прижималась к нему в постели, доверчивая и любящая; его красавица, его очаровательная зимняя королева. Она была сверкающим духом надежды и радости, который, как он думал, не может существовать в этом жестоком мире. Она заставила его задуматься о будущем, чего с ним раньше не бывало. Заставила поверить, что его мечты о доме и семье могут сбыться, что одиночество навсегда уйдет из его жизни.