вперед, не останавливаясь и не снижая темпа, стараясь как можно дальше убежать от своего похитителя.

Она надеялась, что рано или поздно найдет какой-нибудь выход из подвала.

Вдруг где-то позади раздался приближающийся топот и злобные выкрики:

— Не уйдешь! Стой! Я тебя догоню! Я с тобой такое сделаю — ты пожалеешь, что родилась на свет!

Ксения поняла, что похититель очухался и гонится за ней, чтобы выплеснуть на нее всю свою злобу.

Она прибавила шагу, однако, судя по звукам, преследователь постепенно приближался.

Вдруг впереди она заметила в стене маленькую неприметную дверцу, что-то вроде встроенного шкафчика или дверцы стенного щитка с электрическими предохранителями.

Ксения распахнула этот шкафчик и юркнула в него.

Она с трудом смогла там поместиться, скрючившись, как младенец в утробе матери, и затихла, стараясь почти не дышать.

Прошло меньше минуты, и мимо с топотом и криками пронесся преследователь.

Когда его шаги затихли вдали, Ксения с облегчением перевела дыхание. Она хотела уже выбраться, но подумала, что безумец может вот-вот вернуться, поняв, что потерял ее след.

Тут она почувствовала движение воздуха в своем убежище.

Кое-как извернувшись, она подняла голову — и увидела, что над головой у нее находится уходящий вверх лаз, а к задней стене шкафчика прикреплены металлические скобы, вроде лестницы, ведущий наверх, к свободе.

Ксения ухватилась за эти скобы и полезла вверх.

Чем дальше она лезла, тем шире становился лаз и свежее воздух.

Правда, в то же время он становился холоднее, но Ксения подумала, что это — хороший признак: значит, этот лаз ведет наружу, на улицу, на свободу.

Она взбиралась и взбиралась, и наконец лестница закончилась — Ксения вдохнула сырой холодный воздух. Однако этот воздух в то же время был каким-то затхлым, как воздух каменного каземата.

Еще одно усилие — и она выбралась из лаза, но уперлась головой и плечами в каменную плиту.

Ксения пришла в отчаяние: приложить столько труда, столько усилий, чтобы снова оказаться в заточении, на этот раз в тесном каменном мешке, без окон…

Однако ей показалось, что плита, в которую она уперлась, чуть заметно шевельнулась. Отчаяние и надежда придали ей новые силы, она напряглась…

Каменная плита сдвинулась, потом съехала в сторону, Ксения вывалилась наружу и упала на землю… точнее, на холодные сырые, замшелые камни.

Отдышавшись, она подняла голову — и испуганно зажмурилась.

Ей показалось, что над ней склонился тот самый урод, от которого она только что с таким трудом убежала…

Она моргнула, снова открыла глаза…

И поняла, что видит перед собой не живого человека, а статую. Потрескавшуюся, покрытую мхом статую. Каменного ангела с наклоненным факелом в руке.

Ангел от постоянной сырости и плохого климата покрылся мелкими трещинами, обезобразившими его лицо, так что при слабом освещении его и впрямь можно было принять за маньяка-убийцу.

— Господи, что это за чудище? И вообще, куда это меня занесло? — пробормотала Ксения и попыталась встать.

Ноги ее плохо держали, к тому же под ногами были скользкие, обледенелые плиты, поэтому она поскользнулась и упала.

И в то же мгновение от незначительного толчка каменный факел треснул, выпал из руки ангела и упал…

Упал прямо на голову Ксении.

Она охнула и потеряла сознание.

На следующий день слух об убийстве Распутина, как лесной пожар, распространился по Петрограду. Все в один голос называли убийцами старца Феликса Юсупова и великого князя Дмитрия Павловича. Почти все благословляли их. Только императрица требовала немедленного ареста и расстрела убийц.

Феликса вызвали в Аничков дворец. С ним хотела поговорить вдовствующая императрица.

Он поехал туда на автомобиле.

Переодевшись и приведя себя в порядок, под влиянием непонятного побуждения князь прикрепил медальон Распутина на шелковую ленту и повесил на шею, под одежду.

Шофер остановил авто возле мраморного дворцового крыльца, распахнул дверцу перед Феликсом. Юсупов вышел из машины, подошел к крыльцу…

И вдруг навстречу ему метнулась женщина в черной шубке и черной шляпке с вуалью.

Перегородив князю дорогу, она выкрикнула визгливым истеричным голосом:

— Антихрист! Ты заплатишь за смерть святого человека! Смертью за смерть воздастся!

С этими словами она выдернула из муфты револьвер.

Все как бы замедлилось.

Юсупов окаменел, он видел просвечивающие сквозь вуаль безумные глаза и еще один зрачок — черный зрачок револьвера, но не мог и пальцем пошевелить.

«Вот и все, — подумал он с удивительным спокойствием. — Вот и все. Все кончено».

Говорят, что перед смертью перед внутренним взором человека проносится вся его жизнь — но сейчас перед глазами Юсупова стояла одна-единственная картина — склоненное над ним страшное лицо Распутина, его горящие злобой маленькие глазки… и медальон, раскачивающийся в вырезе рубахи…

Женщина в вуали еще что-то кричала, но Юсупов не слышал ее слов или не мог разобрать их. Зато он почувствовал жжение на груди, под одеждой, в том месте, где висел медальон. Там был словно раскаленный уголь…

Женщина нажала курок.

Князь ждал грохота, боли и бездонной пропасти смерти — но раздался только сухой щелчок.

Осечка.

Женщина нажала еще раз, и еще…

Пистолет дергался, но выстрела все не было.

Тут сбоку подскочил шофер Юсупова, попытался выхватить у безумной револьвер. С другой стороны к ней подбежал, выпучив глаза, городовой. Женщина в вуали отшатнулась, повернула револьвер — и тут же раздался грохот, полыхнуло пламя, городовой схватился за плечо, покачнулся…

Женщину скрутили, отняли у нее револьвер.

Юсупов все стоял на месте, не в силах сбросить оцепенение. Наконец шофер подхватил его за плечо, втащил по ступеням во дворец, проговорил озабоченно:

— Как вы, ваше сиятельство? Кажется, на вас ни царапины! Бог уберег!

— Не знаю, Бог ли… — протянул Юсупов, к которому наконец вернулся дар речи.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна ждала Юсупова в малой гостиной. Князь, войдя, поцеловал ей руки. Императрица благословила его и спросила:

— Феликс, правда ли то, что о тебе говорят?

— Истинная правда! — подтвердил князь. — Мы с Дмитрием сделали это, и ничуть не раскаиваемся. Более того, если бы понадобилась, мы бы сделали это снова.

— Феликс, дорогой мой, ты знаешь, что я тебя люблю и благословила твой брак с Ириной, моей внучкой. И как императрица я понимаю ваш с Дмитрием поступок и считаю его необычайно полезным для страны и династии. Более того — спасительным. Но как христианка… как христианка я не могу его принять. Мой племянник и муж моей внучки — убийцы… на ваших руках кровь, пусть даже кровь скверного и опасного человека… нет, я не могу этого принять! Не убий —