— Ты слышишь здесь музыку? — изумленно спрашивает Танцор.

Я в ответ могу разве что всхлипнуть.

Отдаленно, сквозь боль, я осознаю́, что Бэрронс несет меня обратно в лифт.

— Сделай фотографию этого, — говорит Риодан Танцору.

— У меня уже есть десяток, из других мест.

— Когда я говорю тебе что-то сделать, не думай. Не говори. Не дыши.

— Реальность на связи, чувак. Чтобы сделать фотографию, нужно думать и дышать. Иначе у меня могут появиться снимки…

— Просто выполняй, мать твою.

— …волос в твоем носу, или в моем, или…

— У тебя даже носа не останется, если ты не заткнешься.

Я слышу, как щелкает камера мобильного телефона.

Что бы там ни было, я хочу сама это увидеть. Я не для того проделала этот отвратный путь под землю и пережила такую боль, чтобы уйти, не разглядев хорошенько то, что является нашей новой проблемой. Я поднимаю пульсирующую голову с груди Бэрронса и смотрю назад, в темноту.

За дверью светит широкий луч мощного фонаря, который Риодан держит в руках. Мои преследователи начали появляться в коридоре.

А чуть дальше, в зале, я вижу низко висящий в воздухе черный шар. Не потому, что его освещает фонарь Риодана, а потому, что луч освещает все, кроме этой круглой области, зависшей в воздухе.

Один из Невидимых телепортируется слишком близко от нее и, отходя, чтобы дать место другим прибывающим, нечаянно задевает черную сферу.

В тот же миг, когда призрак ее касается, он искажается, становится длинным и тонким клочком черной мантии и костей и кричит с таким ужасом, что мою кожу покрывают мурашки. Его капюшон невероятно удлиняется, и я замечаю что-то блестящее, металлическое в том месте, где предполагала увидеть лицо.

Черная сфера проглатывает Невидимого целиком. Что невозможно, учитывая то, что сфера не обладает и двадцатой долей его объема.

Мои гули толкаются и мечутся в панике. Каждого, кто задевает сферу, постигает та же судьба: он вытягивается в длину, истончается и исчезает. Вопли Невидимых оглушают, они куда хуже жуткого чириканья. Некоторые телепортируются наружу. Некоторые замирают на месте.

Дверь лифта закрывается.

— Теперь ты понимаешь? — спрашивает Танцор.

Я бы покачала головой, если бы не боялась, что она взорвется. Поэтому я смотрю на него затуманенными от боли глазами и шепчу:

— Нет.

— Когда Король Белого Инея выгрыз из нашего мира куски определенной частоты, он создал космический дефицит. Сама ткань вселенной начала расползаться. Было бы достаточно и этой проблемы, но вдобавок везде, где он кормился, Король также избавлялся от чего-то, словно переевший падальщик, отрыгивающий лишние кости. То, что исторг из себя Король, обладает астрономически сжатой плотностью и массой. — Танцор делает паузу.

И когда над моей головой в тот же миг не загорается лампочка озарения, добавляет с подчеркнутым терпением:

— Оно. Искажает. Пространство-время.

— Ты хочешь сказать, что я только что видела черную дыру? — выдавливаю я из себя.

Чем дальше мы от сферы, тем слабее моя боль.

— У меня нет возможности провести нужные мне тесты, — говорит Танцор. — Не вдаваясь в предположения, могу лишь отметить следующие факты: вначале сферы были не больше булавочного укола; они обладают определенными характеристиками черных дыр, вбирают все, что с ними контактирует, и растут. Та, которую мы только что наблюдали, пока что самая большая из всех, виденных мною в других местах.

— Это место было заморожено первым, — произносит Риодан.

— Ты ничего мне об этом не рассказывал, — возмущенно ворчу я, обращаясь к Бэрронсу.

Он бросает на меня сухой взгляд, который говорит: «Кто я такой, чтобы прерывать твою печаль? Ты могла бы решиться на действие, а тебе это не свойственно».

Я морщу нос и не удостаиваю его ответом.

— Я не знал, что одна из сфер находится у тебя в клубе, — замечает Танцор. — Я думал, что право первородства принадлежит той, что снаружи. Чувак, «Честерс» скоро проглотят изнутри!

— Чувакни еще раз, и ты покойник.

Остаток пути наверх мы преодолеваем в молчании.

Король Невидимых устраивается в том, что могло бы сойти за огромное кресло красного бархата, стоящее в месте, лишь отдаленно напоминающем театральный зал, перед сценой настолько огромной, что ее края устремляются в темные ночные небеса с россыпью звезд. Слева мерцает Млечный Путь. Справа туманность раскрашивает небо во все цвета радуги.

Король подпирает голову тем, что заменяет ему руку, и мрачно размышляет.

Его женщина не сохранила ни единого воспоминания о нем.

Она знает его только как величайшего врага Светлой Королевы и уверена, что раз уж Невидимый Принц не сумел ее убить, то сам Король решил закончить начатое.

Он приводит ее в ужас, который она пытается скрыть, бросая ему вызов.

Видеть, как возлюбленная взирает на тебя с ужасом… Король не может отыскать слова. Ни разбившись на дюжину людей, как он вынужден был делать, чтобы шагать среди крошечных, странных, абсурдно целеустремленных существ со столь пустячными возможностями, ни будучи богом.

Радость, пылавшая в нем от новой встречи с возлюбленной, вновь рассы́палась в прах.

С помощью своеобразного пульта он меняет своеобразный канал, и в свете прожекторов появляется один из самых интересных городов одного из самых интересующих его миров.

Мир умирает, как он того и ожидал.

Не важно, появится другой.

Но другая она не появится. За все это время никто больше не тронул его так, как она. Вернуть ее, при этом не вернув, едва ли не хуже того, чтобы поверить в ее потерю. Это словно копия, восставшая из мертвых, идеальное отражение без наполнения. Отнести ее в Белый Особняк? Поставить перед лицом остатков их любви?

— Это Дублин?

Ее голос прекрасен. Этим голосом она называла его по имени, шептала ему нежности. Король уничтожил бы миры, чтобы услышать эти нежности снова.

Возлюбленная стоит за его спиной. Достаточно близко, чтобы положить руку на его плечо, не будь он размером с небоскреб, а она размером с горошинку. Когда-то она использовала гламор, чтобы встретить его лицом к лицу, крылом к крылу, короной к короне. Король не удосуживается дать ответ. Темпл Бар красна, река Лиффи блестит серебром. У его возлюбленной есть глаза. Ей знаком этот мир.

— Я пленница?

— Да.

Он никогда ее не отпустит. Не станет оборачиваться и смотреть на нее с высоты пятидесяти этажей крылатой тьмы. Король не знает, что может сделать, если позволит себе посмотреть на нее.