Устав блуждать от одной танцплощадки до другой и все хуже думая о посетителях, я решила сделать ставку на клуб имени Синатры. Мне нравилась элегантность старого мира, и этот клуб был практически пуст, — по крайней мере пока туда не явились я и моя темная зловонная армия.

— Слезьте со стульев! — попыталась я их отогнать.

Невидимые переместились, наградив меня тем, что показалось мне презрительными взглядами под свободными капюшонами. Я вспоминаю металлический блеск, который заметила, когда одного из них поглощала невероятной плотности сфера из испорченного пространства-времени, и думаю, что случится, если я попытаюсь сдернуть один из этих капюшонов, чтобы увидеть лицо.

Но решаю не проверять. Мне лучше не знать, как отвратно выглядят мои прилипчивые «друзья». У меня и без этого достаточно кошмаров.

Я устраиваюсь на кожаном барном стуле между Невидимыми и начинаю наблюдать за тем, как явно нетрезвый бармен в грязном и мятом смокинге, в котором, похоже, он и спал, смешивает худший мартини из всех, что я когда-либо видела.

Сейчас в клубах словом «мартини» называют что попало, а бармен, без всяких сомнений, проходил обучение только в школе жизни. Он должен стыдиться. Я роюсь в сумочке, забрасываю в рот аспирин и жую его, чтобы изгнать остатки головной боли.

Бэрронс ушел в Зеркала вдогонку за остальными Восемью — искать Дэни. Я была рада, что он там, а не блуждает по городу без меня. Хоть моя внутренняя антенна до сих пор не уловила ни шороха, Принцесса явно вскоре где-нибудь да объявится. Но уж точно не на Бэрронсе.

Танцор говорит, что Дэни нужна нам как никогда. Это она вычислила, что именно делает Король Белого Инея, и Танцор надеялся, что в объединении их умственных усилий и кроется ключ, способный заново запереть двери, открывающиеся в наш мир через зияющие черные дыры.

Если это вообще реально.

Согласно физике мы ищем несуществующее, но с тех пор, как между мирами Фей и людей рухнули стены, законы человеческой физики больше не действуют. Интересно, фрагменты мира Фей, которые я называла МФП, как-то связаны с появлением черных дыр? Границы нашего мира уже давно разнесло, превратив непонятно во что и создав нестабильную среду, в которой что угодно могло идти и шло не так, как это случилось миллионы лет назад в древнем Холле Всех Дней и с Зеркалами. Странно, что мы не предвидели чего-то подобного.

Я жую оливку, чтобы избавиться от привкуса аспирина во рту.

— Эй, ты не заказывала выпивку! Не лезь в мой поднос с закусками! — злобно рявкает бармен. Язык у него слегка заплетается.

Я вглядываюсь в свое отражение в зеркале за баром. Вот она я: светлые волосы, голубые глаза, безупречные белые зубы (спасибо маме с папой и брекетам!), красивый рот с пухлой нижней губой, чистая кожа. Я считаю, что я красотка.

— А вы, парни, — срывается бармен на моих гулей, и я думаю: «Удачи, приятель», — либо заказывайте, либо валите с моих стульев!

— Последние десять минут ты таскаешь из банки вишни для коктейлей, — говорю я ему. — И уже половину из них сожрал. Так что заткнись.

Люди в Дублине голодают, а в «Честерсе» есть вишенки для коктейлей.

Бармен показывает мне средние пальцы на обеих руках и вертит ими, усиливая эффект.

Я разворачиваюсь на стуле, чтобы его не видеть, и вновь погружаюсь в размышления. Город, который я люблю, наконец-то возрождается к жизни, а мои личные проблемы никуда не делись, но кажутся более терпимыми — по крайней мере не настолько срочными, как наши новообретенные глобальные беды.

Мой темный компаньон пытается воспользоваться моментом.

«Прочти меня, открой меня, у меня есть ответы на все твои вопросы, — лжет Книга. — Я покажу тебе, как исцелить этот мир».

И снова песня на ту же тему. Я не верю в то, что Король Невидимых сбросил в свою книгу черной магии хоть кроху знаний о том, как штопать дырки в мирах. Еще одна фальшивая морковка на конце очередной палки из бесконечного запаса «Синсар Дабх».

К тому же Королю плевать на спасение этого мира. Он просто уйдет отсюда и найдет себе другой. И еще один. И так до бесконечности. Я не забыла слов Книги: «Может ли созидание быть без разрушения? Деревни умирают. Растут города. Люди умирают. Жизнь рвется из земли на их могилах. Разве не каждый акт разрушения с течением времени становится созиданием?»

Все наши тревоги по поводу восстановления, разделения округов, возобновления курсирования валюты кажутся теперь не важными, но Риодан настаивает на продолжении. Бэрронс соглашается, что мы не только должны поддерживать иллюзию нормальности, но и скрывать от населения опасность, которой подвергся наш мир. Оба заявляли, что, если люди узнают о возможном конце света, хеллоуинские беспорядки начнутся снова.

Ну да. Политики — это мы.

Я серьезно сомневаюсь в том, что мы сумеем долго скрывать правду. Пусть даже дыры пока что слишком маленькие и не привлекают внимания, с течением времени они увеличатся. Люди начнут их видеть, начнут прикасаться к ним, начнут исчезать.

Я почти ожидала, что Бэрронс и Риодан скажут: «Пошло оно все! Пакуй чемоданы, мы уходим». Они бессмертны, а миров бесчисленное множество. Ничто не мешает им перестать возиться с обозом и рвануть вперед, в бесконечный и неизведанный Дикий Запад вселенной.

И все же они остались, чему я рада, потому что ни за что не откажусь от своего мира. За него мы сражались с начала времен, с тех пор, как Феи впервые прибыли на нашу планету и начали тут гадить. Земля принадлежит нам. Я не позволю ее забрать. И не позволю уничтожить.

Не в мою смену.

Жаль только, что я понятия не имею о том, чем собираюсь подкреплять свою смелую позицию. Но я уже бывала в невозможных ситуациях и выбиралась из них.

Мой мозг переваривает то, что я только что наблюдала. А я никак не могу отвести взгляд от жалкой пародии на бармена, к которому, сама того не осознавая, в определенный момент поворачиваюсь.

— Да бога ради, ты же только что испортил коктейль! Кто учил тебя так наливать?

— Пошла ты. Это не твой бар.

Я встаю и быстро обхожу стойку. Моя стая шелестит у меня за спиной.

— Теперь мой. Выметайся. Я заступаю на смену.

Я больше не позволю ему поганить мою профессию. Бармен только что подал дымный мартини, который так хорошо начинался с джина и односолодового виски, — а потом этот идиот забыл, что делает, и добавил вермут, а, чтобы посолить рану, еще и оливку с перцем, не разрезав ее, вместо завитка лимонной цедры. Желтый был любимым цветом Алины, и я потратила немало времени, практикуясь делать самые лучшие завитки, настоящие оригами из лимонной кожицы. Мои губы морщатся от сочувствия к седоволосому джентльмену, который это потягивает. Неудивительно, что мир уже не знает, что такое мартини.

— Да что ты о себе возомнила? — пьяно рычит бармен с осоловевшими глазами. — Это мой бар. Так что усаживайся обратно на стул и заказывай что-то или вали, потаскуха! И этих чертей вонючих с собой забирай!