Хопкинсу выписали целую кучу лекарств, которые ондобросовестно принимал. От них дико болела голова, однажды даже случилсяобморок, но лекарства помогали. Спустя два месяца у него даже получилось что-топохожее на оргазм. Правда, сам Хопкинс не был в этом уверен. Однако женаклялась, что именно тогда они зачали девочку, которая как две капли воды похожана мать и ни одной линией лица или чертой характера на него. Иногда ему дажекажется, что их дочь похожа на того врача, у которого они были. Впрочем,Хопкинс остался доволен и таким результатом, поскольку на работе над ним ужестали посмеиваться, а старшие сестры даже советовали его жене завестилюбовника, «если у Тимоти ничего не получается».

Самое большое удовольствие он получал от наблюдения застраданиями других. И если бы Главный Друг позвонил на один день раньше,Хопкинс все-таки сумел бы вырваться из Малаги в Гавр. Но не получилось, и онбыл рад этому обстоятельству. Убийство беременной женщины повергло его в шок.Такое зрелище не для него. Ее он не хотел бы видеть и тем более снимать. Междупрочим, у него уже собралась целая коллекция из фотографий убитых женщин. Срединих есть настоящие шедевры, он понимает в этом толк. Однажды в старинной книгеХопкинс вычитал фразу, принадлежащую Ларошфуко, которая показалась ему ясной иверной. Тот писал, что «пороки входят в состав добродетелей, как яды в составлекарств». Хопкинс целых три дня думал над этой фразой и пришел к выводу, чтоего порок — составляющая часть его работы. Ведь если бы он не любил такподглядывать, то еще неизвестно, какой фотограф из него получился бы. Хопкинсбыл не самым глупым человеком и сознавал, что его порок вуайериста противоречитобщепринятым моральным нормам. Но всегда успокаивал себя тем, что сам никого неубивает и над жертвами не глумится. А помощь Главному Другу не может считатьсябольшим грехом.

В последние дни Главный Друг вел себя странно. Сначалаустроил непонятную игру в Риме, где пришлось отправлять письма, брать напрокатмашину. Затем они нашли знакомую Главного Друга, выполнили над ней свой «ритуал»,но ему зачем-то потребовалось перевезти ее труп совсем в другой район, что онии сделали с риском для себя оказаться обнаруженными. Потом эта непонятнаяистория во Флоренции, где Главный Друг решил прибить женщину к дверям. Хопкинсобъехал весь Рим, чтобы найти нужные гвозди. При этом продавщица так странно нанего смотрела…

Вечером они подъехали к месту, которое указал Главный Друг,и быстро прибили женщину под бой часов, стараясь, чтобы каждый удар молоткасовпадал с ударом колокола. Хопкинсу это было неприятно, но он уже давно привыкслушаться своего наставника во всем и не возражал. Впрочем, он лишь держалтело, а гвозди вбивал Главный Друг. Потом они уехали, причем Главный Друг лежална заднем сиденье, чтобы его не могли увидеть. Договорились, что Хопкинс будетждать в Риме его телефонного звонка. А сегодня ночью Главный Друг попросил егоприехать в Венецию, и вот уже три часа Хопкинс сидит за рулем, не обращаявнимания на сильный дождь и боковой ветер, хлещущие по автомобилю.

До поста оставалось несколько минут езды. Хопкинс был вочках — в последние годы у него начало портиться зрение — и он слушал по радиопоследние новости. Там как раз говорили, что два последних убийства в Италииставят перед правоохранительными службами этой страны серьезные задачи.Комментировали преступление и в Риме, и во Флоренции. Убийцу называли«стаффордским мясником». Хопкинс довольно ухмыльнулся. Главный Друг добилсясвоего — стал самой важной темой новостей.

За полторы минуты до поста Хопкинс подумал, что наконец-тоон увидит Венецию. Ему так давно хотелось туда попасть. Надо же, побывал почтиво всех городах Европы, а здесь не довелось. И в этот момент зазвонил егомобильный телефон. Хопкинс включил аппарат.

— Слушаю, — ответил он, зная, что позвонить емуможет только Главный Друг. Этот телефон они купили в Италии. Вернее, купилисразу два аппарата, чтобы иметь возможность разговаривать друг с другом.Конечно, приобрели их на чужие имена, впрочем, продавца такие подробности неинтересовали. Ему были важны только деньги, все остальное его не волновало.

— Здравствуй, — сказал Главный Друг. — Имей ввиду, что за тобой следят. Тебе нужно оторваться. Они едут за тобой. Еслипопытаются тебя задержать, не останавливайся ни в коем случае. Сумеешьпрорваться к Венеции, я буду тебя ждать у железнодорожного вокзала с другимавтомобилем. Только не останавливай машину. Они проверяют все автомобили изахотят снять отпечатки твоих пальцев.

— Разве я оставил где-нибудь отпечатки? — удивилсяХопкинс. Поддерживать беседу и вести машину при таком ветре было достаточносложно. Он переложил аппарат в левую руку, чтобы правой покрепче держать руль.

— Сразу в нескольких местах, — ответил ГлавныйДруг. — Только не останавливай машину. Тогда у них не будет ничего противтебя.

Впереди уже показался пост. Там стояли машины и заграждения.Хопкинс оглянулся. Где-то вдалеке блеснули огни автомобилей, едущих за ним. Онобернулся еще раз. Так и есть. Две машины идут за ним на полной скорости.Главный Друг всегда прав — останавливаться нельзя.

Ограниченное мышление мешало Хопкинсу не только в карьере.Оно помешало ему и в жизни. Чтобы стать выдающимся фотографом, нужно уметьдумать. Чтобы добиться чего-то в жизни, нужно уметь формулировать свои желанияи отвечать за свои поступки. Ничего этого Хопкинс не умел. Поэтому, нажав напедаль газа, он помчался быстрее и, не реагируя на требование остановиться,резко свернул в сторону. Дорога была мокрой и скользкой. А рядом находилсяовраг, куда его машина понеслась, словно снаряд, выпущенный из пушки. В последнююсекунду своей жизни Хопкинс вдруг понял, что сейчас умрет, и испугался. Не засебя. А за свою душу. Все-таки он немного верил в Бога, рассчитывая, чтонаблюдение не есть столь серьезный грех, за который придется расплачиваться егоГлавному Другу. Но в это мгновение вдруг понял, что может не попасть в рай, окотором всегда мечтал, а оказаться совсем в другом месте.

— Господи, — прошептал Хопкинс, и его автомобильперевернулся.

Падая вниз, машина перевернулась несколько раз. Затемзагорелась. Когда к ней подбежали сотрудники полиции, все было кончено. Всплющенном автомобиле они нашли обгоревший труп Тимоти Хопкинса. По страннойслучайности лицо его почти не тронуло огнем, и было видно, что в последниймомент своей грешной жизни он сильно испугался.

Во Флоренцию Террачини прилетел в абсолютно подавленномнастроении. Он не мог понять, зачем Хопкинсу понадобилось сворачивать в сторонуи как удалось свалиться в единственный овраг, находившийся слева от дороги.Сказать, что комиссар был удручен и расстроен, значит ничего не сказать. Емуказалось, что с этой аварией закончилась не только его карьера, но и самажизнь.

Он вошел в кабинет, не глядя ни на кого, сел в кресло иуставился невидящими глазами в стол. Брюлей сочувственно вздохнул, он понимал,какой нагоняй получит его итальянский коллега за свой промах с арестомпреступника. Все уже знали о смерти Хопкинса. В кабинете царила настороженнаятишина. Дронго и Даббс не решались ничего сказать, понимая состояние Террачини,Брюлей не хотел бередить его раны. Итальянский комиссар заговорил первым.