Так и есть, кроме нарезки сервелата и бутылки водки ничегошеньки у него в холодильнике не было. Продукты он, конечно, исправно покупал, но не себе, а тёте Зое. Домой же заказывал готовое. Подумал, что надо вменить в обязанность своей помощнице по дому готовку тоже, за дополнительную плату, разумеется.

Олег сварил себе кофе, открыл банку концентрированного молока и этим «наелся». После принял душ и уже собирался лечь спать, как раздался телефонный звонок.

— Привет, коллега, — раздался в трубке голос его хорошей знакомой из Москвы.

— И тебе не хворать. Случилось что, Таня? — Подумалось, что в официальной обстановке они всегда называли друг друга по имени отчеству, но на «ты».

Познакомились триста лет назад, на усовершенствовании. Что может сблизить людей их профессии больше, как не операционный стол и родзал? Вот так и подружились. Переписывались, перезванивались, делились успехами и поражениями, удачами и достижениями. Олег знал, что Таня защитила докторскую, заведовала отделением гинекологии. Радовался за неё и не только как за подругу — нравилась ему Татьяна в том самом плане, как может мужчине нравиться женщина.

Он вспоминал, слушал её дыхание в трубке и не понимал, почему она молчит.

— Таня, ты здорова? — попытался прервать молчание.

— Да, Олежек, здорова. Я к тебе с просьбой личной.

Олег чувствовал, как она мнётся и не решается сказать то, что хотела.

— Ты же знаешь, что для тебя хоть звезду с неба, — попытался отшутиться он.

— Не надо звезду. Я хочу стать матерью, поможешь?

— Вот в таком ключе женщины мне себя ещё не предлагали… — он искренне рассмеялся.

— Дурак ты, Войнович! Я ж к тебе не как к мужчине, ты мне как врач-репродуктолог нужен. — Олег чувствовал, как она улыбается.

— ЭКО?

— Да. Мне сорок, Олежек. А светиться перед коллегами и что-то делать здесь я не хочу. Не беспокойся, сифилиса и гонореи у меня не было, абортов не делала... Так что акушерский анамнез не отягощён. А приходить в пустую квартиру, где в холодильнике мышь повесилась, мне надоело. Я хочу быть хоть кому-нибудь нужной… Я так устала от одиночества… У меня произошло переосмысление всего, что я делала всю свою жизнь, и вот… Ты поможешь мне, Олег? — в её голосе слышались слёзы.

— Приезжай, Танечка, только не плачь.

Разговор прервался, а Олег долго ещё смотрел в потолок. То ли голод, то ли мысли не давали ему уснуть. Последний раз время на айфоне он глянул в половине первого, а вскочил от пронзительного звонка городского телефона ровно в два.

— Да, слушаю, — произнёс сонно, даже не представляя, кому он вдруг среди ночи понадобился.

— Олежек! Сынок! — Голос тётки казался неестественным, показательно дрожащим каким-то, зато привычные командные интонации в нём напрочь отсутствовали. На заднем фоне слышался надрывный плач ребёнка. — Олежек, эта, — Зоя Фёдоровна замолчала на секунду, — эта, прости Господи, не пришла ночевать. Девчонка орёт, от неё воняет, я поднять её не могу, у меня в спину вступило, а она тяжёлая, уже почти четыре месяца. Я пыталась кормить её из бутылочки, прямо в манеже, так поясница совсем отваливается, а эта засранка всё, что съела, выдала обратно. У меня давление, я скорую вызвала, а они, вместо того чтобы оказать мне помощь, интересуются документами ребёнка, грозятся забрать девчонку! Поговори с ними. — Последняя фраза уже была произнесена в привычном приказном тоне.

Олег поговорил с врачом бригады и обещал быть немедленно. Затем умылся холодной водой, чтобы окончательно проснуться, наскоро оделся, сел за руль, радуясь, что кинул машину около подъезда, и, нарушая все правила дорожного движения, рванул к тётке. По пустым улицам да со скоростью под двести доехал минут за пятнадцать. Дверь в квартиру оказалась не заперта. Пройдя в комнату, Олег обнаружил тётушку лежащей на диване в театральной позе: правой рукой она держалась за голову, левая бессильно свисала вниз, а на лице Зои Фёдоровны лежала печать вселенской скорби. Но при этом она сквозь полуопущенные ресницы внимательно следила за врачом скорой, который мерил ей давление и убеждал, что уже есть тенденция к его снижению. Фельдшер же ходила по комнате и качала на руках Дашку, завёрнутую в одеяло. Девочка всхлипывала.

Олег сразу, не задумываясь, взял на руки ребёнка и увидел очаровательную улыбку, а потом Даша скривилась, жалуясь, и захныкала.

— Сейчас мы тебя покормим, солнышко моё, — ласково произнёс он.

— Вот, так всегда, всё внимание кому угодно, но только не мне! — раздалось с дивана.

Олег обернулся в то время, как Зоя Фёдоровна села и раздражённо сняла с руки манжету тонометра.

— Так дальше продолжаться не может! — возмутилась она. — Олег, сделай что-нибудь, но терпеть в своём доме эту проходимку я не намерена.

— Как я вижу, вам стало лучше, — ровным голосом произнёс Олег. — Ребята, спасибо, что оказали помощь тётушке и ребёнку, очень надеюсь, что увиденное здесь останется между нами. Обещаю со всем разобраться, завтра же получить свидетельство о рождении на мою дочь, а то мы и правда как-то с этим затянули.

Он обменялся любезностями с линейной бригадой, и как только за ними закрылась дверь, Олег отправился на кухню разводить смесь.

— Я не ослышалась, ты сказал «мою дочь»? Что это значит? Даша твоя? Почему тогда Соня утверждает, что для оплодотворения использовали сперму Саши?

Зоя Фёдоровна уселась за стол, сложив руки на животе.

— Да, тёть Зоя, я провёл расследование и убедился, что Саша не может быть отцом Дашутки.

— Но почему тогда её мать утверждает?.. Олег, объясни мне!

И ему пришлось методично рассказать, что и как происходит при заборе биологического материала, как оплодотворяют яйцеклетки, а заодно упомянуть, что и сама Соня может не являться биологической матерью Даши, хотя она её выносила и родила. И Соня на всё это давала своё письменное согласие. В это время Дашка съела всю бутылочку смеси, срыгнула воздух и, прижавшись к широкой груди Олега, спокойно уснула.

— Положи её в манеж, не приучай к рукам, — завела свою пластинку Зоя Фёдоровна.

Она вместе с племянником вошла в комнату и помогла перестелить пелёнку. Олег поцеловал девочку в щёчку и уложил в кроватку, заботливо укрыл одеялом и улыбнулся.

— Ты останешься со мной до утра! — в приказном тоне заявила тётя.

— Останусь, куда денусь-то. Тёть Зоя, что происходит? Где Соня?

—