Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действительно, Каролина Павлова была женщина незаурядная, разносторонне одаренная, и ее мнение для писательского круга значило немало. Она свободно владела тремя европейскими языками – немецким французским, английским – читала и довольно свободно изъяснялась на испанском и итальянском, знала латынь и греческий, прекрасно рисовала, одухотворенно играла на фортепьяно, превосходно разбиралась в истории и астрономии и обладала множеством других неординарных знаний и умений.
К. К. Павлова. Художник В. Ф. Бинеман
Ученица Баратынского, Павлова во многом унаследовала от него и аналитический подход к теме, и лексическую точность, и склонность к прямому называнию вещей. Самые выдающиеся умы XIX века считали Каролину Павлову гением перевода. Поэт, писавший на четырех языках, мог бы составить гордость любой нации, но у себя на родине до сих пор мало известен и не признан.
Ее творчество называли салонной поэзией, мило-нескладным дилентантизмом. Впрочем, критики снисходительно отмечали, что со стороны формы ее произведения не лишены богатства и изящества. В лучших стихах Павловой находили веяние чего-то тютчевского, – что было вообще в воздухе той эпохи.
В России имя Каролины Павловой снова зазвучало лишь в 90-е годы в связи с ее кончиной. Неожиданно начался своеобразный «павловский ренессанс». О ней вспомнили сразу несколько изданий, вышла статья ее внука Дмитрия Павлова, который рассказывал, как «бесконечно чужда была поэтесса всякой авторской гордости». Причину ее забвения он видел в том, что она «ничего не предпринимала для того, чтобы ее знала широкая публика». Появились и другие работы, выражавшие явную симпатию к личности Каролины Павловой и к ее творчеству, – Бартенев, 1894; Храневич, 1897. Обнаружилась тенденция к пересмотру прежних мнений. Теперь с полным основанием переводчицу Каролину Павлову стали называть – «мастером звуковой магии».
Но после неожиданного всплеска – опять молчание. Только в 1915 году от полного забвения имя поэтессы спас Валерий Брюсов, случайно нашедший в скупке потрепанный сборник стихов Каролины Павловой.
– Восхитительно! Это чистый алмаз! – воскликнул поэт и организовал переиздание избранного. Благодаря его бескорыстному порыву стихи Каролины Павловой получили новое признание как живое, самобытное явление. Поэтический язык Павловой – сжатый, энергичный, с нетрадиционной рифмой. В. Ходасевич отмечал «мужественность» поэзии Павловой, но упрекал ее в некоторой холодности. Используя математический подсчет, Андрей Белый оценивал ритмическое богатство ее поэтического наследия по самой высокой шкале и относил Каролину Павлову к новаторам стиха, считая, что она, как и Державин, Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Баратынский, Тютчев и Фет, – «создала и усовершенствовала ритм ямбического диметра». «Эти поэты… всегда оригинальны и никем не превзойдены…» – утверждал А. Белый.
К несчастью, новое открытие Каролины Павловой произошло в разгар мирового катаклизма – Первой мировой войны. До изысканных ли стихов поэтессы, притом немки, было российским интеллектуалам, озабоченным политическими проблемами!
Память о Павловой воскрешали и поэтессы Серебряного века. Но как много у них павловского! Иной раз, прочитав маленький стихотворный шедевр, задумаешься – кто автор?
Увы! справляюсь я с собою; Живу с другими наравне; Но жизнью чудною, иною Нельзя не бредить мне во сне. Куда деваться мне с душою! Куда деваться с сердцем мне!И с восхищенным удивлением узнаешь, что эти проникновенные строки вышли из-под пера не очень счастливой женщины, жившей почти два века назад.
Самые знаменитые поэтессы восприняли слова К. Павловой «…мое святое ремесло» как свои. Марина Цветаева назвала свой лучший стихотворный сборник «Ремесло» (1923), Анна Ахматова, также имея в виду строки Павловой, дала циклу стихов название «Тайны ремесла» (1936–1960).
В нашей стране литературное наследие Каролины Павловой не издано даже наполовину. В архивах хранятся уникальные рукописи поэтессы, с некоторых все еще не сделаны копии.
Придет ли ее время?
Каролина родилась в семье представителя старинного немецкого лютеранского рода из Силезии Карла Иоганна Яниша (1776? – 1854). Фамилия претендовала на дворянский герб: голубое поле щита разбито на три части горизонтальными золотой и серебряной полосами. Из нижней части щита (волнистого моря) поднимается змея, изо рта которой в верхней части щита выходят в стороны две ветви дерева, под которыми расположено по золотой восьмиконечной звезде.
Но и кроме голубой крови семейству было чем гордиться.
Доктор медицины Иван Николаевич (ок. 1730–1812), приехавший в Петербург в 1758 году, в 1773-м стал главным врачом Московского воспитательного дома, а в 1805 году получил потомственное российское дворянство. К концу жизни он был очень состоятельным человеком, владел домами в Москве и имениями в разных уездах Московской и Владимирской губерний.
В браке с Анной Петровной, урожденной Нейгардт, у него образовалась большая семья – трое сыновей и пятеро дочерей. Средний сын Карл пошел по научной стезе и продолжил дело отца: получил медицинское образование в Лейпцигском университете.
Имя Карла Яниша связано с открытием 18 июня 1803 года в Ярославле Демидовского училища высших наук – «Athenaeum litterarum Demidowianum Jaroslaviensi». Оно было основано императором Александром Первым по просьбе и на средства известного предпринимателя и мецената П. Г. Демидова и «имело одинаковую степень с университетом». Действительно, училище занимало третье место непосредственно после двух центральных российских университетов. Проректором нового учебного заведения был избран Карл Иванович Яниш, профессор естественной истории, химии и технологии. В это время ему было 29 лет. Будучи по образованию хирургом, ученый отказался от медицинской карьеры, ибо не хотел даже предположительно оказаться «виновным в смерти человека».
Карл Иванович Яниш считался любителем и знатоком живописи. Возможно, именно его портрет работы самого Карла Брюллова висит в основной экспозиции Третьяковской галереи.
Известно, что женился он на Елизавете (1788–1855), дочери английского негоцианта