Мне выпало передохнуть, и я уселся на корме рядом с Лёвкой. Стянул ботинки, размотал портянки и со стоном удовольствия вытянул дико уставшие ноги над кильватерной струей. Пошевелил пальцами и в который раз осознал, что истинное жизненное счастье таится вот в таких вот мелочах.

— Чего увял? — поинтересовался я у парня, забывая на время о его недомолвках и всех прочих неприятностях. — Все ведь получилось, как ты хотел.

Лёвка кивнул, продолжая задумчиво глядеть в темные волны, которые наискось расходились от корабля. Я понял, что с этим молчуном особо не наговоришься, но уходить с кормы не спешил — уж больно хорошо прохлада от воды ласкала ступни. Да и дождь вроде бы поутих.

— Велосипедист, — произнес своим низким голосом Лёвка, когда я почти задремал.

— А?

— Помнишь следы от покрышек?

— Ну.

— Там было не два следа. Третий я не сразу заметил.

Я, не догоняя, посмотрел на его сосредоточенное лицо, скрытое под дыхательной маской.

— И?

— Либо визитеров было двое. Либо один, но ездил он по мысу к «Федерации» три раза: туда, обратно и снова туда.

— Хватит грузить мой мозг ненужной инфой. Скажи четко.

Лёвка повернулся. Стекла бликовали, и выражение его глаз разглядеть было невозможно.

— Когда мы отплывали, я увидел велик. Недалеко от берега, под водой. Сначала решил, что показалось, но сопоставив с лишним следом… В общем, кто-то выбросил его, чтобы не палиться.

— И где этот… кто-то, по-твоему? С аквалангом нырнул?

— Возможно, просто ушел пешком — следы от обуви мы внимательно не искали. Но не исключено, что подлец затаился в болоте, как ниндзя. Час дышал через тростинку, а когда мы поплыли, уцепился за киль и теперь болтается под днищем. Ждет удобного случая, чтоб нашпиговать нас сюрикенами.

Лёвка некоторое время продолжал смотреть на меня, потом улыбнулся:

— Я бываю излишне осторожен. Забудь.

Мы замолчали. В самом деле — зачем вымучивать слова, если беседа не клеится.

Вечерняя заря проявилась сквозь облака. Небо стало глянцевито-алым, словно приближался выброс, хотя ни грома, ни вспышек не было. Конечно, это не выброс — еще не время. Обычный закат.

Ровное зарево за нагромождением свинцовых туч наполняло сердце неосознанной тревогой, притягивало взгляд, заставляло невольно вслушиваться в звуки Зоны сквозь громыхание баркаса.

Я приладил на крышу рубки мощный ламповый фонарь, подключил его к генератору и, поворочав отражатель, откалибровал фокус, чтобы луч падал на воду метрах в десяти перед носом корабля. О маскировке на этой дребезжащей посудине можно забыть, но хоть в бревно не врежемся и нужный поворот не пропустим. После этого я заступил на вахту, где пришлось следить за температурой двигателя. В случае перегрева следовало докладывать рулевому, чтобы тот снижал обороты — Зеленый таки умудрился починить механизм регулировки хода. Методика контроля была кустарная: периодически я слюнявил палец и прикладывал его к кожуху цилиндров. Занятие сие отдавало идиотизмом, ибо я решительно не понимал, как можно тактильно отличить металл, нагретый до 150 градусов, от, скажем, металла, нагретого до 250. И то, и другое — на ощупь жутко горячо. Но взвинченный после волшебного отплытия Зеленый выразился насчет вахт категорично, и спорить с человеком, хоть каким-то боком разбирающимся в речной технике, не имело смысла. От меня не убудет пальчик послюнявить раз в пять минут.

Темнело быстро, но самопальный прожектор позволял видеть, что находится прямо по курсу, а дежуривший на кормовой вахте Лёвка высвечивал фонариком тыл.

Когда мимо меня в третий раз прошел Гост, измеряя радиационный фон палубы и поручней, я не выдержал:

— Слоняешься и мотыляешь счетчиком Гейгера на корабле, который фонит, как реактор. Зная при этом, что радиация не настоящая, а наведена какой-то аномальной штуковиной… Совсем заняться нечем? Иди пожрать, что ль, приготовь.

— Объясняю логику. — Гост остановился и машинально отвел руку со счетчиком, чтобы тот не сильно трещал, хотя на фоне шума поршней это стрекотание и так едва прослушивалось. — Я подумал вот что. Раз хреновина создает наведенную радиацию, не будет ли закономерным, что сама она не фонит?

Я поскреб в затылке.

— То есть, если ты обнаружишь на борту вещь или деталь, которая не излучает, она и будет искомым артефактом? А что… умно.

— Пока — лишь гипотеза. Но когда она подтвердится, я обзаведусь еще одной цацкой в придачу к понтовым часикам, которые расклюкал коракс. Сволочь этакая.

— Не веришь, что доберемся до шахты и вернемся с хабаром?

— Страхуюсь.

— Умно, — повторил я, досадуя, что мне первому не пришла в голову столь очевидная мысль насчет вещи, создающей иллюзорный фон. — Теперь даже интересно, что за погремушка столько лет отпугивала сталкеров от баркаса.

Гост двинулся дальше, ведя вдоль стены каюты счетчиком, встроенным в ПДА. Через метр он остановился. Припал ухом к корпусу наладонника. — Заклепка? — спросил я, слюнявя палец.

— Нет. Здесь фон тоже есть, но ниже, чем в остальных местах.

— Дам подсказку за половину стоимости добычи. Согласен?

Гост оторвался от ПДА и обернулся. Я хитро улыбался ему. Пусть проникнется мыслью, что мозги старины Минора тоже кое-чего стоят.

— Если сработает, треть твоя, — наконец сказал он.

— Ищи внутри каюты. Что стоит около этой стенки?

— Кажется… радиоприемник старый.

— Вот и проверяй. Чего встал?

Гост хмыкнул и полез в каюту, подсвечивая себе экранчиком.

— Эй, Минор, — позвал наш долговязый капитан с носа «Федерации». — Как двигло?

Я демонстративно приложил наслюнявленный палец к кожуху и тут же отдернул. Зашипело.

— Горячо. Как и пять минут назад.

— Дрой, самый тихий ход! Пусть машинка передохнет, — скомандовал Зеленый. — Рукоять не сломай опять, вандал.

Дрой поворчал, но указание выполнил. Шум мотора стал тише — словно из ушей выбили невидимые пробки. Гост выбрался из каюты и развел руками:

— Ты был прав, родной. Похоже, искомый предмет — это древний радиоприемник.

— Дедукция, пижон, — беззлобно отшутился я. — Кстати, ты будешь забавно смотреться с приемником наперевес.

— Скорее всего не весь прибор аномальный, а какая-то деталь. Начну разбирать — выясню, какая именно.

— Удачи.

Гост скрылся в каюте и почти сразу появился снова, держа в руке ветхий кассетник со встроенным радио. «Озака» гласила наполовину стертая надпись. Возможно, у кого-то постарше гаджет всколыхнул бы перестроечные воспоминания о засилье дешевой китайской техники, но меня хлам-набор оставил равнодушным.