соорудили себе свою особую картину мира: война, радиация, бригады, Бродяги… Я же говорю — новый антропологический тип. И какая у него этика — шиш поймёшь. Может, и нет у него этики, одна вегетация…

Над дальней горой в синеве неба проклюнулась тёмная точка. Вскоре стало видно, что к Татлам летит вертолёт. Алик засобирался.

— Давай закругляться. Спецгруппа из Уфы разыскивает какую-то беглую заключённую. Сейчас лесорубов допрашивать будут.

Митя продолжал сидеть, оглушённый всем тем, что рассказал Алик. В общем-то, мировоззрение лесорубов его не касалось, но в открытых Аликом обстоятельствах его прежняя жизнь, без сомнений, обретала иной смысл.

Митя хотел ещё спросить у Алика про «Гринпис». Чем тот занимается? Почему «гринписовцев» считают предателями? Что они делают на объекте «Гарнизон» в недрах горы Ямантау?.. Митя должен был это знать, если он действительно потерявшийся «гринписовец». Но Алик уже слезал со штабеля.

А вертолёт приближался стремительно, как в сказке; из оптической абстракции он превращался в объёмное тело. Стёкла кабины сверкали. На округлых бортах желтели и зеленели пятна камуфляжа. Клокотал винт.

Вертолёт завис над гравийной площадкой, и поднятая пыль разбежалась из-под него дымящимся кольцом.

35

Станция Татлы (III)

— Короче, расклад такой, — начал Егор Лексеич. — Сейчас сюда прилетят вояки и устроют большой шмон. Ищут эту каторжанку — Щуку.

Бригада собралась во дворе — там, где играли в карты. Пришли все, кроме Мити, даже Алёна бросила кухню. Типалов вглядывался в лица своих людей: подведут или нет? Народ, конечно, с бору по сосенке, но ведь все же заодно…

— У вояк наверняка есть запись вчерашней заварухи с патрулём, но вам бояться нечего, — продолжил Егор Лексеич. — Не говорите, что в харвере сидел я. Напал дикий чумоход, и жопа патрулю. А про Щуку скажите, что она после чумохода сразу сдриснула куда-то и больше вы её не видели. Запомните?

— Несложно, шеф, — солидно согласился Фудин.

— Дак Щука же на кладовке сидит! — удивилась Талка.

— Не будет её с кладовки! — сдерживая раздражение, сказал Егор Лексеич. — Всё! Исчезла она! Испарилась! Не было её! Вчера вечером удрала!

Талка наконец поняла и в ужасе захлопнула рот ладонью.

Егор Лексеич в досаде поморщился. Талка — слабое звено. Но требовалось ещё раз разъяснить бригаде, что к чему, и ткнуть носом в здравый смысл.

— Вояки — они за городских, — внушительно произнёс Егор Лексеич. — Им на вас похуй. На Щуку — тоже. Вояки начальству служат. А мы — стране! Без наших «вожаков» эту войну не выиграть! Подумайте бошками-то своими тупыми! Мы большое дело делаем, так не дайте городским нам помешать!

— А Щуку в расход, ага? — злорадно улыбаясь, влез Костик. — Или куда?

— Куда надо! — огрызнулся Егор Лексеич. — Конец базару! Теперь у вас бригадир — Саня Холодовский, как с документов написано!

Егор Лексеич, сопя от недовольства, направился к домику. Холодовский пошёл за ним. Взволнованная бригада осталась во дворе. Матушкин, воровато оглядевшись, тотчас изобразил бригадира: ссутулился и выпятил брюхо, как Егор Лексеич, брюзгливо распустил нижнюю губу и проворчал:

— У вас, мудозвонов, одни смехуёчки да пиздахаханьки, а я самый мудрый, пойду эту амбразуру пузом заткну!

Алёна молча отвесила Матушкину звонкий подзатыльник.

В кладовке Егор Лексеич без объяснений сунул обозлённой Щуке под дых кулаком, чтобы не трепыхалась, а Холодовский связал ей руки за спиной.

— Топай вперёд и не ори, — посоветовал Егор Лексеич.

На плече у него уже висел автомат.

Он вывел Щуку из дома через дальнюю дверь и толкнул в загривок.

— Куда идём-то, начальник? — ухмыльнулась Щука, но ответа не получила.

Вдвоём они миновали густую и заваленную хламом лесополосу, что ограждала территорию станции, и оказались на заболоченном берегу ручья. Егор Лексеич увидел поодаль дорожку и мостик из гнилых шпал. За ручьём над косматой зеленью поднимались дырявые крыши заброшенного городка.

Егор Лексеич решил завести Щуку подальше в развалины, чтобы на станции никто не услышал треск автомата. Участь Щуки Егора Лексеича не беспокоила, а вот сама каторжанка занервничала.

— Ты чё задумал? — оглядываясь, спросила она.

— Топай, сказал.

Над ними с клёкотом рубивших воздух лопастей медленно проплыл толстобокий армейский вертолёт, разрисованный пятнами камуфляжа.

Обогнув ржавый, заросший жимолостью остов самосвала, Егор Лексеич разглядел за одичавшим палисадником вполне подходящий двухэтажный дом. Окна его были выбиты, штукатурка осыпалась, оголив кладку из красного кирпича, над стенами торчали обломанные листы шифера — они сползли со ската крыши. Правый подъезд обрушился, оголив внутренние перекрытия с досками и деревянными балками, левый подъезд пока уцелел.

— Туда, — скомандовал Щуке Егор Лексеич.

Щука вошла в подъезд, оступаясь в полумраке на мусоре. Егор Лексеич последовал за ней. Он снял автомат с плеча и готов был выстрелить.

— Слышь, командир, не беспредель! — обернулась Щука. — Отпусти! Никому я не скажу про тот патруль!

— Нет, скажешь, — усмехнувшись, возразил Егор Лексеич. — Я вашу породу каторжанскую знаю. Блатной фраеру должен не бывает. Сейчас мне что угодно прогонишь, а потом за убавку срока всех сдашь с потрохами.

С улицы доносился безмятежный стрёкот кузнечиков. Длинная полоса солнечного света лежала на стене с облупленной краской, на секции ржавых почтовых ящиков, на скелете детской коляски с истлевшим коробом.

— Погоди, не стреляй! — Щука попятилась в угол, ноги её подгибались от ужаса. — Я тебе правду открою! Я Ведьма!

— Ну так наколдуй, чтоб тебя черти унесли.

— Я не со сказки ведьма! Я по лесу Ведьма! Как Бродяга — но Ведьма!

В готовности выстрелить руки Егора Лексеича уже наливались тяжестью.

— Таких не бывает. Это пиздёж.

— Не пиздёж! Я лес чую! «Вожаков» искать не умею, а лес чую!

Щука не врала — Ведьмы действительно существовали. Их было гораздо меньше, чем Бродяг, но всё же они были. Некоторые бабы, угодившие под облучение, превращались не в Бродяг, а в Ведьм. Могли и в Бродяг, но изредка случалось, что делались Ведьмами: начинали ощущать лес, причём не только вокруг себя, а на огромном пространстве. Пару лет назад бригадир Шорох показал Егору Лексеичу неприметную женщину в своей бригаде — Ведьму. Шорох говорил, что она определяет, куда можно заходить, а куда не стоит. Умеет отводить опасность, когда лес бунтует, и даже перенаправлять гнев леса на бригады соперников. Егор Лексеич Шороху не поверил и потом убедил себя, что был прав: бригада Шороха сгинула где-то на хребте Крака. Значит, Ведьма не помогла. Но ведь сплетня о Ведьмах родилась не на пустом месте…

— И что ты чуешь сейчас? — спросил Егор Лексеич.

— С Ямантау зыбь идёт. Она всегда идёт, но этим летом совсем качает.

— Такое я и сам чую.

— Я мёртвую тропку встретила, пока моталась по ебеням! — торопливо выдала Щука. — Смерть козой по тропке прыгала, какую-то бригаду копытом растоптала, они все там до сих пор лежат! Я найти могу, это недалеко!

— На кой хер мне мертвяки?

— Зато узнаешь, гоню я или нет.

Щука шарила глазами по лицу Егора Лексеича. Егор Лексеич задумался. Следует ли рисковать, оставляя эту тварь в живых? Нужна ли ему Ведьма? И Ведьма ли Щука на самом деле?..

А на станции Татлы, где приземлился вертолёт, в это время всё было спокойно, даже погрузчики не прекратили работу. Из вертолёта выбрались спецназовцы, обвешанные аппаратурой и оружием, но никакого захвата станции и поголовного обыска они не устраивали: держались расслабленно, с ленцой. Офицер о чём-то переговорил с подоспевшим Арояном и сразу повёл своих бойцов к домику, в котором располагалась бригада Типалова.

— У них наверняка есть запись гибели патруля на Сундукташе, — пояснил бригаде Холодовский. — На видео —мотолыга. А её они ещё с вертолёта заметили. Так что никого искать им не надо.

Спецназовцы загнали бригаду в дом — всех, кроме Маринки, потому что её на записи не было. Офицер допрашивал свидетелей