В коридоре Маринку перехватил Костик.

— Погоди! — заговорщицки улыбнулся он. — Зацени-ка!

На ладони у Костика лежало золотое колечко с синим камнем.

— Хочешь, короче, подарю?

Кольцо было красивое: Маринка поневоле чуть шевельнула тем пальцем, на который надела бы его. Но без умысла Костик ничего не стал бы дарить.

— И чё те надо? — поинтересовалась Маринка.

— Да ничё, не ссы. Просто приходи сейчас к трактору, выпьешь со мной. Я у матери бутылку вина спиздил, нормального такого. Типа посидим.

Ржавый трактор торчал за углом их домика.

— Ну ладно, — нехотя согласилась Маринка. — Через десять минут приду.

Окрылённый, Костик поспешил на улицу. Он распинал всякий хлам, что валялся за трактором, притащил от дома три более-менее целых ящика из-под овощей, неумело открыл бутылку вина и майкой протёр изнутри кружку для гостьи. Трактор отбрасывал густую тень, а за ней прожектора высвечивали товарную площадку, лесовозы и перрон. Звенели ночные цикады.

А Маринка явилась с Серёгой. Конечно, она ничуть не опасалась Костика, но ей забавно было поглумиться над придурком. Думал, за халявное колечко она согласна на что хочешь?.. И Серёга тоже с удовольствием полюбовался бы унижением рьяного соперника. Достал уже этот урод: лезет и лезет.

Костик обомлел от такого коварства, а потом разъярился.

— Я тебя не звал! — прямо ляпнул он Серёге. — Вали отсюда!

— Да ты чего? — широко улыбнулся Серёга. — Давай с друзьями накатим!

Он поставил на ящик ещё одну кружку, свою, вынул бутылку у Костика из рук и разлил вино: себе и Маринке — сполна, Костику — на донышке.

— Детям много нельзя, — сообщил он. — Алкашами вырастут.

Серёга уселся на ящик и пошлёпал себя по коленям:

— Марин, залазий, третьего-то стула нету.

Маринка пристроилась у него на коленях, обняла за шею и взяла кружку.

— Здоровья тебе! — пожелала она Костику и отпила. — А где ты кольцо добыл? У мамки спёр, как и винище?

Костик плюхнулся на своё место, и глаза у него злобно заискрились.

— У блядушки городской снял, — сообщил он. — Мы же сёдня с утряни на экскаваторе выебли тех сучек. Чё, Серый, ты не говорил, что ли?

Маринкина рука на шее у Серёги словно онемела.

— Да не ходил я с вами! — гневно отпёрся Серёга.

— А на стрёме у нас кто был? — резонно возразил Костик.

Маринка не торопясь допила вино и поставила кружку на ящик. Нельзя, чтобы Костик увидел, как она уязвлена. Нет, скотство мужиков из бригады её не впечатляло: мужики всегда мужики. И городских девок она не жалела. И в Серёге не сомневалась. Оскорбило её другое. У жизни была особая сторона, на которую бабы не допускались. Если Серёга хочет быть вместе с Маринкой, то не должен заходить на эту сторону. Но Серёга зашёл — пусть и поневоле. И тем самым как бы принизил Маринку — указал, где ей нет места. А бригадира ограничивать нельзя. Она, Маринка, будет бригадиром. Значит, Серёга как бы пренебрёг её будущим, её авторитетом.

Маринка поднялась на ноги.

— Ну, вам и без меня есть чего вспомнить, — сказала она и пошла прочь.

Костик ухмыльнулся — он отомстил. А Серёга бросился за Маринкой.

— Слушай, я правда ничего не делал! — он поймал Маринку за локоть. — Ну покараулил парней городских, чтобы дверь не вышибли, и всё!

— Молодец, — сухо похвалила Маринка.

— Мне другие девки не нужны! — торопливо заверил Серёга.

Маринке он сейчас показался жалким. Харлей никогда бы и не подумал оправдываться — да он и угрызений совести не испытал бы. А Башенин и мужикам услужил, и перед ней сейчас извивался.

— Я Костику челюсть сломаю! — в отчаянии пообещал Серёга.

Маринка помедлила и повернулась к нему. Её захлестнули чувства — и обида, и бешенство, и унижение, и ненависть. И Серёга, и Костик её достали! Один — ушлый не по годам, другой — какой-то недоделанный!

— Отъебитесь от меня оба! — прошипела Маринка.

Оттолкнув Серёгу, она почти побежала к домику.

33

Станция Татлы (I)

После ночлега на твёрдом полу спина у Егора Лексеича гудела, однако настроение было отличным. Егор Лексеич чувствовал себя бодрым и сильным. Похрустывая гравием, он шагал к мотрисе — передвижному жилищу Геворга Арояна, хозяина лесобазы на станции Татлы. Под низким солнцем всё казалось ярким и выпуклым. У бетонной стены депо весело зеленел чертополох. По площадке уже катался, ворочая брёвна, автопогрузчик. На путях гудел вагон-генератор. Во дворах казарм и возле машин мелькали люди, и Егор Лексеич то и дело приветственно махал рукой. Здесь все его знали, все уважали — один из лучших бригадиров. Егору Лексеичу нравилось бывать на Татлах.

— Ваня! Вань! — позвал он мужика в бейсболке, мужик тащил канистру с бризолом. — Татауров, пень ты глухой!..

Мужик оглянулся. Егор Лексеич подошёл, протягивая руку.

— Как торговля? — он прищурился на рельсовые пути. — Что-то лавки твоей не вижу… Переставили за депо?

Татауров держал на Татлах вагон-магазин, продавал бригадам всё, что требовалось в командировках: спецовки и каски, спальные мешки, фонари, топоры, верёвки, патроны, батареи, цепи для мотопил. Продукты и выпивка у него были, разумеется, не по талонам, а потому втрое дороже, чем в Магнитке.

— Лавку час назад на Уфу с маневровым отправил, — пояснил Татауров. — Товар, считай, весь закончился, пополняться надо. Сегодня вечером вернётся.

— Кто кассу-то сделал? — удивился Типалов. — Народу вроде немного…

— Алабай на месяц бригаду снаряжал.

У Егора Лексеича неприятно потяжелело в груди.

— Куда он так надолго намылился?

Татауров поправил бейсболку и хитро глянул на Егора Лексеича:

— Сам знаешь, за фарт не базарят. Это ваши бригадирские заморочки.

— Ну да, ну да… — кивнул Егор Лексеич. — А я, значит, отсосу? Мне тоже всего надо. Меня Кардан на Банном обул. Последний хуй без соли доедаем.

— Скажи, что тебе взять с Уфы, я звякну Мишане, он загрузит, — пообещал Татауров. — Алёну пришли со списком.

Егор Лексеич давно заметил, что Татауров бьёт клинья под Алёну. Вот и сейчас прямо у него под носом чего-то выкружить хочет.

— Лады, — мрачно согласился Егор Лексеич.

Настроение у него испортилось. Точнее, испарилась безмятежность, и на душе стало тревожно. Вроде всё мирно вокруг, птички чирикают, тарахтит погрузчик, по небу плывут облака со слепящими краями, но где-то в лесах за станцией затаился Алабай. Он всегда был как бы на периферии зрения, но Егор Лексеич постоянно натыкался на его следы. Алабай не просто ухлопал Харлея. Он явно что-то задумал и к чему-то готовится…

Красно-жёлтая мотриса укрылась в тенёчке — под ветвями раскидистых тополей, что выросли на откосе насыпи. Отпыхиваясь, Егор Лексеич поднялся к дверям мотрисы и постучал. Автоматические двери, помедлив, разъехались.

В светлом салоне было прохладно — работал кондиционер. Егор Лексеич угодил как раз к завтраку. Ароян — лысый, поджарый, спортивный — сидел за столом с каким-то чернявым парнем, вроде тоже армянином. Завтрак у них был городской: глазунья с беконом, малина в сливках и кофе. Вкусно пахло свежей выпечкой. Ароян отложил вилку с ножом, поднялся и поздоровался.

— Рад видеть, Егор Алексеевич, — сказал он. — Знакомься, это мой сын Альберт. Присаживайся. Будешь что-нибудь? Алик принесёт.

Парень вежливо встал, пока Егор Лексеич усаживался.

— Ну, кофию разве что, — по-деревенски закряхтел Егор Лексеич. Он решил изобразить доброго дядюшку-простака — эта роль ему всегда удавалась. — Наследника обучаешь, Геворг Агазарыч? Правильное дело.

— «Наследника обучаешь» сильно сказано, — с лёгкой грустью улыбнулся Ароян. — Алик, увы, моему делу не продолжатель. Он просто навестить меня приехал, а бизнес его не интересует. Он наукой занимается, социологией.

— Антропологией, папа, — поправил Алик, заряжая кофемашину.

— Вот оно-то, — огорчился и Егор Лексеич. — Ну, а нам деваться некуда…

Алик поставил ему чашку кофе.

— Я к себе пойду, пап, не буду мешать, — сказал он.

Егор Лексеич заворочался, собираясь приступить к делу.

— Слушай, Геворг, — понизив голос, заговорил он, —