– Зачем мне уезжать? И здесь и там меня могут убить. Так что не лучше ли мне остаться тут, помогать восстанию? Помочь сестре?

– Артур рассчитывает, что ты уедешь на юг, – твердо повторил Джамал. – Вдруг ты там пригодишься? Поэтому я спрашиваю еще раз: что производят на сорок второй станции?

– Зачем?

– Что производят на сорок второй станции? – упрямо повторил Джамал, вцепившись в этот вопрос, словно рассчитывая, что если он ответит, то все станет как прежде, все снова будет в порядке и бывший полицейский уедет на юг. Выполнит то единственное, что сейчас было от него нужно.

– Как мне рассказывали, – словно бы с трудом собирая ускользавшие мысли, заговорил Риккардо, – туда со старой Земли должны были прислать какие-то приборы, но потом случилась эпидемия… В общем, там должны были строить роботов для обслуживания Города. Я, когда последний раз там был, нашел на складе целую гору инструкций… роботы должны были стать… нашими помощниками, в пятьдесят тысяч раз умнее нас.

– Видимо, не сложилось, – констатировал Джамал. – Знаешь, Илья Ларин после окончания восстания собирается продать свои станции рабочим.

– У рабочих не будет денег.

– Это мы еще посмотрим. А теперь идем – тебе нужно успеть на поезд. Родителям Софи я сообщу сам, ты же езжай к своим. Поговори с ними. Если что-то будет интересное происходить на юге – напиши.

Риккардо пошел, опустив голову и не глядя по сторонам, а потому не заметил того, что увидел Джамал, – в комнате, отведенной под морг, находились гвардейцы и что-то оживленно обсуждали.

– Подожди меня на улице, – сказал художник в спину Риккардо и, быстро проскользнув в комнату, закрыл за собой дверь.

Гвардейцы обернулись на шум.

– Почему вы не помогаете им? – спросил Джамал, разглядывая лица, до половины закрытые черными платками.

Гвардейцы переглянулись, и один из них, стоявший ближе остальных к художнику, ответил:

– Это не наша война.

– Почему? Вы такие же люди, как и мы. Ваши предки прилетели сюда вместе с моими.

– Ты тоже не участвуешь в этой войне, Джамал.

– Ты меня знаешь?

– Я знаю, кто ты и чем занимаешься. Исходя из всего, что ты сделал за последние дни, ты наверняка сейчас раздумываешь сесть на поезд вместе с Бертани и уехать на юг, подальше от войны. Я угадал?

Художник промолчал.

– Я так и думал. Мы не подчиняемся лордам-советникам или Артуру Васильеву, Джамал, – добавил гвардеец.

Тем временем остальные гвардейцы продолжили укладывать тела на носилки и накрывать их тканью – среди них художник увидел тело Софи.

– Архитектор приказал нам не вмешиваться в восстание. Чем бы оно ни закончилось, Город будет жить дальше, а значит, ему потребуемся мы.

– Мы служим «Линии Горизонта», – тихо, но довольно отчетливо проговорил один из гвардейцев, склонившись над очередным телом.

Гвардеец, разговаривавший до этого с Джамалом, обернулся и что-то прошипел в ответ. Остальные гвардейцы посмотрели на сослуживца, но промолчали.

– «Линия Горизонта» – что это такое?

– Так называется это место, этот Город. Это его первое название, – медленно проговорил гвардеец. – Вы потеряли его за многие годы.

– Да кем вы себя возомнили? Помогите им! Эти люди на улицах разнесут весь Город! Не будет вашей «Линии Горизонта» больше!

– Не беспокойся, этого не случится. Мы контролируем происходящее, – холодно отозвался гвардеец и обернулся к остальным: – Готово? Уносим их. Что до того, кто мы такие… – Он остановился у двери, пропуская остальных гвардейцев наружу. – Меня зовут Халфас.

С этими словами он вышел из комнаты и с силой захлопнул дверь перед самым носом Джамала.

Художник тут же открыл ее, но в коридоре уже никого не было.

– В какую сторону они пошли? Ты их видел? – спросил он у Риккардо, сидевшего на ступенях перед входом в госпиталь.

– Ты о ком? – спросил тот, не поднимая головы.

– Гвардейцы. Тут была гвардия Архитектора.

– Нет, никто не выходил из дома, Джамал. Пойдем отсюда…

Те двадцать минут, что они быстрым шагом шли от площади через переулки к железнодорожной станции, Риккардо был невероятно рассеян – несколько раз сворачивал не туда, куда было нужно, слушал Джамала вполуха. Железнодорожная станция пустовала – все, кто мог, уехали на юг, а оставшиеся горожане заперлись в своих домах и просто пережидали бурю.

Оставив Риккардо в одиночестве сидеть на скамейке, художник на короткое время куда-то пропал.

– Сиди на своей сорок второй станции и не высовывайся, – проговорил Джамал, едва вернувшись и кивком указав на приближавшуюся к станции электричку.

– Напиши мне, когда Софи придет в себя, – внутренне Бертани был благодарен художнику за то, что к станции они пробирались запутанным, но пустынным маршрутом, – и проверь Михаила, пожалуйста. Он беспокоит меня.

Джамал поежился. Михаил так и остался в лазарете. Он не сдвинулся с места даже в то короткое мгновение, когда мимо прошел Бертани и, коснувшись его плеча, попрощался.

– Хорошо…

К ним подошел усатый мужчина в синей железнодорожной спецовке и протянул Джамалу темно-синий плащ, после чего молча кивнул и пошел прочь.

– Вот, возьми, – художник передал плащ Риккардо, – переоденешься и будешь тихо сидеть в купе охраны. Сойдешь на своей станции.

– Зачем это?

– Просто мера предосторожности. Вероятно, излишняя.

Бертани развернул плащ – совсем новый, со слежавшимися складками на плотной ткани, – и, надев его, закутался.

Электричка между тем остановилась у платформы и распахнула двери.

– Стоять… Вы, двое, – стоять на месте! – раздалось с середины платформы.

По лестнице, шагах в тридцати от беглецов, карабкались на платформу полицейские во главе с Даниилом Кондратьевым, которого узнал Джамал.

– Вы нарушили комендантский час в Городе. Именем закона, я вас арестовываю. Вы в моей власти! – выкрикнул Кондратьев.

– Милорд, мы ничего не сделали, просто хотим уехать на юг! – насупившись, сказал Джамал.

– Я видел, как этот, – тут Кондратьев махнул рукой в сторону опешившего Риккардо, – убегал по улице, когда появился огненный человек.

– Чертовы нищие! – крикнул один из полицейских и поднял пистолет.

Тут только художник заметил, что форма полицейских была грязной, кое-где обгорела.

– Не стрелять! – в ответ прикрикнул на него Кондратьев. – Они же обвиняются в мятеже! Они могут знать имена…

– Плевал я на закон, плевал я на то, что они могут знать! – Полицейский сделал шаг вперед, отодвинув плечом Даниила. – Трое сгорели заживо там, на улице!