Еще в сентябре 1503 г., вскоре после взятия Ташкента, хан впервые вторгся в Бадахшан, однако поскольку в это время начались заморозки и снегопады, Шайбани-хан поспешил увести войска обратно в Мавераннахр, тем более что в этот раз лишь проверял, насколько серьезным противником окажется Хосров-шах [Мирза Хайдар, 1996, с. 202]. Результаты разведки вполне удовлетворили хана, и поэтому годом позже, после завоевания Ферганы, он снова повел свои войска на Бадахшан и вскоре без боя взял Хисар, столицу Хосров-шаха. Сам узурпатор в это время скрывался в Кундузе, где он хранил свои богатства, которые накапливал в течение долгих лет. Хосров-шах похвалялся, что с запасами, собранными в Кундузе, он сможет выдерживать осаду не менее 20 лет. Однако, услышав, что Шайбани-хан осадил Хисар, он растерял всю свою самоуверенность и бежал из города, прихватив с собой несколько телег с драгоценностями [Мирза Хайдар, 1996, с. 208]. В течение некоторого времени он скрывался у Бабура, но бежал от него, опасаясь, что тот прикажет расправиться с ним за убийство своих двоюродных братьев – Султан-Масуд-мирзы и Байсункур-мирзы. Поэтому он отправился в Герат, к своему номинальному сюзерену Бади аз-Заману, надеясь получить от него помощь в противостоянии с Шайбани-ханом. Однако Бади аз-Заман ограничился призывами к жителям Кундуза и Бадахшана встретить врага с оружием в руках, а те, не желая гибнуть за узурпатора, сдались узбекам [Бабур, 1992, с. 138; Туманович, 1989, с. 96]. Судьба братьев Хосров-шаха сложилась по-разному. Вали, правитель Хуталляна, покинул свое владение и бежал в Кабул, однако по пути был ограблен разбойниками и вынужден сдаться на милость Шайбани-хана, который приказал его схватить и казнить. Другой же брат, Баки Чаганиани, благоразумно сдался узбекам без боя, в результате чего потерял свои владения, но сохранил жизнь и впоследствии поступил на службу к Бабуру [Бабур, 1992, с. 53, 54, 140] (см. также: [Ахмедов, 1982, с. 67–68]).

Сам Хосров-шах годом позже, в 1505 г., предпринял попытку восстановить свою власть в Кундузе и Хисаре. Получив от своего сюзерена Бади аз-Заман-мирзы небольшой конный отряд, он направился к Кундузу. По пути к нему присоединялись сторонники, и в результате он довольно неожиданно для наместников Шайбани-хана оказался под Кундузом во главе значительных сил. Однако узбеки успели собрать войска и разгромили Хосров-шаха, в битве большинство его сподвижников были убиты, а самого узурпатора сбили с коня, связали и доставили в Кундуз. Его с позором провезли на осле по городу, которым он самовластно правил столько лет, затем обезглавили на кундузском базаре, а голову отправили Шайбани-хану [Бабур, 1992, с. 165; Семенов, 1954в, с. 60; Туманович, 1989, с. 97].

Однако власть узбеков в этих горных областях оказалась недолгой. Вскоре после ухода Шайбани-хана, весной 1505 г. в нескольких городах начались антиузбекские выступления. В Бадахшане был убит ханский наместник, и власть захватил некий Мубарак-шах, являвшийся потомком сановника прежних бадахшанских шахов. Аналогичное происхождение имел и Зубайр Раги предводитель восставших в Раге. В Рустаке восстание поднял бывший придворный самого Хосров-шаха – Мухаммад-курчи. Как видим, пример Хосров-шаха, в свою очередь, послужил прецедентом для других узурпаторов власти. С той только разницей, что Хосров-шаху удавалось в течение ряда лет железной рукой удерживать в повиновении весь регион, тогда как новые узурпаторы перессорились между собой и вскоре перебили друг друга [Бартольд, 1965а, с. 345; Кисляков, 1945, с. 96–97]. Только к 1508 г. ситуация в регионе стабилизировалась, когда в Бадахшан прибыл Хан-мирза, считавшийся законным наследником бадахшанского трона: его бабка по матери, Шах-бегим (мать могулистанских Султан-Махмуд-хана и Султан-Ахмад-хана) являлась дочерью Султан Мухаммада Бадахши, последнего «зулкарнайна» [Бабур, 1992, с. 164; Мирза Хайдар, 1996, с. 274] (см. также: [Кисляков, 1945, с. 96–97]). С этого времени Бадахшан вновь попал под власть Тимуридов, которые, как уже отмечалось выше, вплоть до середины XVII в. с переменным успехом противостояли натиску бухарских узбеков.

Пример с Хосров-шахом еще раз подтверждает тенденцию поддержки местным населением отдельных регионов правителей, пусть и нелегитимных, но заботящихся о нуждах и интересах региона в ущерб законным, потомственным монархам, которые жертвовали интересами подданных, пытаясь восстановить некие имперские образования, к XVI–XVII вв. уже фактически превратившиеся в фантомы. Оборона собственных владений, развитие экономики региона, противостояние внешним врагам стали представляться подданным более весомым основанием для претензий на власть, нежели высокое происхождение правителей и, как следствие, их претензии на расширение владений, что влекло постоянные траты, сокращение населения и т. д.

Некогда властители половины миры, монгольские правители, уже с рубежа XIV–XV вв. были вынуждены признавать сюзеренитет иностранных государей, которые прежде воспринимались ими как нижестоящие по отношению к монархам из «золотого рода». Этот процесс имел длительный характер: если крымские ханы из рода Гиреев признали сюзеренитет Османской империи (по крайней мере, номинально) уже в последней четверти XV в., то правители Бухары и Хивы сделали это в отношении Российской империи лишь в последней трети XIX в.

Как бы то ни было, но уже с XV в. воля иностранных сюзеренов становится еще одним фактором борьбы за власть, причем претерпевшим значительные политико-правовые трансформации. Так, если на начальном этапе иностранного владычества утрачивали легитимность в глазах населения собственных стран те монархи, которые шли на союз с иностранными государями и признавали вассалитет от них, – пусть даже они были законными государями по происхождению и способу прихода к власти. Впоследствии узурпаторами, но уже в глазах сюзеренов, становились монархи-Чингисиды, которые в прежние времена, несомненно, являлись бы законными монархами – те, что избирались в соответствии с чингисидскими традициями, но без согласования с иностранным сюзереном. И наконец, своеобразным «завершающим аккордом» стало возведение по воле иностранных монархов на троны чингисидских государств лиц и династий, не относившихся к «золотому роду».[109]

Нередко признание иностранного сюзеренитета объяснялось борьбой за власть среди самих Чингисидов и других претендентов на власть в чингисидских государствах, многие из которых, осознавая сомнительность своих прав на престол, апеллировали к иностранным правителям, обещая признать зависимость от них в обмен на поддержку в борьбе за трон. В некоторых случаях именно обращение к иностранному монарху за помощью при условии признания зависимости от него превращало в глазах его подданных легитимного монарха или претендента на престол в узурпатора.

Наиболее ранние примеры подобной «делегитимации» законных монархов проявились практически одновременно, на рубеже XIV–XV вв., на двух противоположных концах бывшей Монгольской империи: на западе, в Золотой Орде, и на востоке, в Монгольском ханстве.