Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лука, Фрейзе, брат Пьетро и хозяин гостиницы направились к пристани.
– Нам тоже следует найти какое-нибудь укрытие, – проворчал брат Пьетро. – Нам нечем сражаться.
– Я вышел бы против них и с голыми руками! – воскликнул Лука. – Мне хватило бы и молотка!
Фрейзе и брат Пьетро испуганно переглянулись и ускорили шаг.
Хозяин гостиницы остановился на пристани и, прищурившись, посмотрел вдаль. Мимо него проталкивались мужчины – они бежали по направлению к сторожевой башне, у дверей которой раздавали пики. С полдюжины самых крепких горожан наваливались на деревянный шпиль. Тот заскрипел, пришел в движение и начал поднимать погруженную в воду цепь: она должна была протянуться через вход в гавань, перегораживая его.
– Не похоже на налет рабовладельцев, – озадаченно вымолвил хозяин гостиницы. – Они никогда еще так медленно не подходили. И у них на форштевне[9] – белый флаг. Может, у них какая-то поломка? Они плывут прямо в нашу гавань, но еле-еле, и на палубе я не заметил пушку. По-моему, это не набег.
– Может, уловка? – недоверчиво предположил Лука, наблюдая за пока еще далеким кораблем, который неумолимо приближался к Пикколо. – Работорговцы на все способны.
Они быстро зашагали к форту, где суетился какой-то пожилой мужчина. Он отдавал приказы собравшимся возле башни горожанам.
– Капитан Гаскон, это нападение? – спросил у него хозяин гостиницы.
– Я готов и к нападению, – сурово ответил тот. – Рассказывайте, что они делают.
Лука встал на край причала и только теперь четко разглядел корабль, который плавал в его кошмарах с той поры, когда юноша узнал о том, что его родителей захватили в плен. У судна был узкий корпус, который доходил почти до кромки воды, а с обоих бортов торчали десятки весел, расположенных двумя рядами друг над другом. Рабы гребли неторопливо, но безупречно дружно. Лука прислушался и даже сквозь шум, царивший на пристани, различил ровное биение барабана, который задавал гребцам ритм. Страшный штырь выдавался прямо из носа корабля, словно готовый вспороть небо, но на этом смертоносном навершии временным знаком мирных намерений развевался белый шарф.
Первый парус оказался опущен и туго притянут к мачте, но Лука заметил, что второй парус – в центре корабля – сорвало, сломав при этом мачту. Ее сбросили, но вдоль борта еще плыли веревки, а основание мачты торчало неровным сломом. На корме галеры, на приподнятом помосте, стоял капитан и держал в руке белое полотнище, так что просьба о переговорах буквально развевалась и впереди, и позади.
Корабль как ни в чем не бывало приблизился к тяжелой цепи. Барабанный бой изменился, и весла легко затрепетали, удерживая галеру на месте, несмотря на стремительный прилив. Теперь судно качалось на пенных водах бухты, как будто рассчитывало на то, что хоть какой-то город во всем христианском мире по доброй воле впустит галеру в гавань.
– Что они делают? – закричал капитан, заряжавший в форте единственное действующее оружие, старую кулеврину[10].
– Неподвижно стоят у цепи! – ответил Лука. – Похоже, рассчитывают, что мы их пропустим!
Сердце у него бешено колотилось при виде корабля, внушающего ужас портам и речным поселениям Европы.
Каждый год оттоманские рабовладельческие галеры или берберские пираты брали в плен тысячи людей. Из-за набегов жители бросали целые города, а множество деревень оказывались разоренными. Набеги рабовладельцев стали проклятием и бедствием прибрежной Европы. Они случались везде, от Африки до Исландии: ночью галеры незаметно проплывали вверх по рекам и входили в бухты, а воины налетали на одинокие хутора и похищали крестьян. Иногда они врывались в города, захватывали ценности и сжигали деревянные дома дотла. Семьи навсегда разбивались из-за зверств работорговцев. Лука тоже пострадал от их рук. Юношу, остававшегося в монастыре в безопасности, известие об исчезновении отца и матери ранило едва ли не сильнее, чем если бы он узнал об их смерти. С тех пор Лука постоянно терзался мыслью, что его мать, возможно, превратилась в рабыню в богатом мусульманском владении или – что еще хуже – надрывается в полях, а может, стала жертвой своего хозяина. Он думал, что его отец, наверное, трудится на такой же галере, как и эта, прикованный цепью к веслу. Может, он и сейчас гребет день за днем, не вставая с места, и сидит в собственных испражнениях под палящим солнцем… Что, если он уже приучен, как покорный мул, налегать по команде на весло, пока его сердце не откажет от напряжения? Лишь когда он умрет, его раскуют, а изможденное тело вышвырнут за борт…
– Лука! – Брат Пьетро тряс его за плечо. – Лука!
Юноша опомнился: оказывается он, полный ненависти, так и взирал на галеру.
– Но откуда мне знать… может, мой отец оказался в рабстве на таком же корабле, – пробормотал он. – Надо бы взять пику.
Из форта вышел капитан с древней кулевриной и горящим фитилем.
– Подержи-ка! – приказал он, сунув оружие в руки оторопевшему брату Пьетро.
– Да я ведь не могу…
– Чего тебе надо? – крикнул капитан через бухту, сложив руки у рта рупором. – Я навел на твою галеру пушку!
– Правда? – удивился Фрейзе.
– Нет, – признался капитан. – В Пикколо издавна не было пушек. Но я надеюсь, что на галере об этом не знают.
– Но они могут плыть и с пробоиной! – злобно бросил Лука. – А если бы у вас и впрямь имелась пушка и вы бы выстрелили и попали в галеру, она бы все равно поплыла дальше. Галеры остаются на плаву, даже набрав воды. Они непотопляемые.
– Можно мне отдать вам оружие? – пролепетал брат Пьетро, протягивая капитану кулеврину и дымящийся фитиль. – Право, я совершенно не обучен…
Фрейзе неожиданно отнял кулеврину у монаха.
– Мне нужна мачта и новый парус! – крикнули им в ответ на безупречном итальянском. – Я хорошо вам заплачу!
Гаскон посмотрел на Луку.
– Похоже, они не лгут.
– Им нельзя верить, – возразил Лука. – Не впускайте их в гавань.
– А как ваша мачта сломалась? – проорал Гаскон.
Ему ответили после паузы.
– Ужасная волна! – наконец донеслись до них слова капитана галеры. – Она накрыла нас по воле Аллаха. Мы видели ее следы по всему берегу. Мы с вами одинаково беспомощны перед величием стихии. Мы – моряки, как и вы! Каждому из нас порой нужна помощь. Впусти нас в бухту для ремонта корабля, и я не забуду, что ты стал мне братом по морю!
При упоминании мусульманского Бога брат Пьетро перекрестился.
– Вы видели плывущих детей? – крикнул капитан Гаскон.