Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ашот томился за столиком ресторана в мучительном раздумье – уйти или не уйти. С одной стороны, делать ему тут было нечего, потому что Ованес проводил деловые переговоры. С другой стороны, можно ли уйти, когда он уже сделал заказ? Наверное, так не принято…
В это время к его столику вернулась официантка и поставила перед Ашотом большую чашку чего-то горячего.
Ашот хорошо разбирался в кофе. Его тетушки не только замечательно варили кофе по-турецки, но еще и неплохо гадали на кофейной гуще. Правда, племяннику они гадали крайне неохотно, долго вздыхали и охали, разглядывая узоры на стенке чашки, и отделывались ничего не значащими словами.
Так вот, то, что поставила перед ним официантка, меньше всего напоминало кофе.
Как все знают, кофе должен быть черным, как ночь, горячим, как огонь, и сладким, как поцелуй.
Из всех этих качеств принесенный Ашоту напиток обладал только одним. Он, безусловно, был горячим.
Насчет цвета никаких сомнений быть не могло – кофе был не черным, как положено, а белым, точнее, светло-кремовым, причем по светлой поверхности плавали какие-то странные разводы.
Ашот слышал, что некоторые странные люди пьют кофе с молоком, и поэтому не очень удивился. Он поднес чашку к губам и пригубил.
Вкус напитка его потряс.
Этот кофе был приготовлен не только с молоком, но еще и с жиром и какими-то странными корешками. Пожалуй, больше он напоминал не кофе, а суп.
Ашот осторожно отставил чашку и поднял глаза на Ованеса Степановича.
Тот оживленно, но негромко разговаривал с курчавым мужчиной и одновременно разглядывал какую-то фотографию.
Наконец разговор подошел к концу, причем собеседники явно были недовольны его результатами.
Ованес Степанович подозвал официанта.
Ашот тоже решил расплатиться и последовать дальше за американским гостем. Ведь если тот не встретился с Катериной в этом ресторане, это не значит, что встреча не может состояться позднее. Подлый иноземец может соединять приятное с полезным.
Официантка возникла возле столика, едва Ашот подумал о ней.
– Получите, пожалуйста! Я спешу, – произнес он и царственным жестом бросил на стол свою заветную мятую пятидесятирублевку. Как большинство уроженцев Кавказа, Ашот любил покрасоваться. Особенно перед женщинами.
– Что это? – спросила брюнетка, уставившись на купюру так, как будто видела такое впервые в жизни.
В первый момент Ашот пожалел девушку, решив, что ей никогда прежде не приходилось видеть денег.
Но затем он пригляделся к ней и понял, что взгляд официантки выражает нечто совсем другое.
Можно было подумать, что на столике перед ней лежат не деньги, а ядовитое насекомое.
– Пятьдесят рублей, – небрежно произнес Ашот. – Сдачу можете оставить себе!
– Сдачу? Какую сдачу? – раздельно произнесла брюнетка.
– Как – какую? – переспросил Ашот, несколько теряя уверенность. – Пя… пятнадцать рублей…
– Рублей? Вы цены в нашем меню видели?
– Видел, – проговорил Ашот дрожащим голосом. – Вот же написано – кофе по-пенджабски, тридцать пять рублей…
– Рублей? Каких еще рублей? – возмущенно процедила официантка. – У нас все цены в у.е.! Да за тридцать пять рублей я вам и зубочистку не принесу!
– В у.е.? – в ужасе повторил Ашот. – В каких таких у.е.?
– В обыкновенных! – отчеканила девушка. – В евро, разумеется! В долларах сейчас никто не считает!
Ашот почувствовал, как земля медленно уплывает из-под его ног. Точнее, из-под зада, поскольку в данный момент он сидел на тяжелом резном стуле.
Когда он смог снова сконцентрировать внимание, вместо официантки возле него стоял администратор ресторана, крепкий парень с цепким внимательным взглядом.
Они коротко переговорили, Ашот понял безвыходность своего положения, отдал администратору документы, поклялся в ближайшее время принести деньги в ресторан и стремглав вылетел на улицу под насмешливыми взглядами персонала.
Отдышавшись и немного успокоившись, незадачливый детектив огляделся по сторонам.
Как он и опасался, пока он разбирался с администратором ресторана, Ованеса Степановича и след простыл.
Ашот, уныло согнувшись, побрел к своей неприметной «пятерке».
При этом он миновал черную иномарку, припаркованную поблизости от ресторана. Ашот вскользь бросил на нее взгляд.
В машине сидели четыре человека.
На переднем сиденье – двое мужчин, один толстый, с бритой головой и короткой, лоснящейся от пота жирной шеей, второй – худенький и тщедушный, как подросток, но с нездоровым, сероватым лицом, испещренным морщинами.
На заднем сиденье находились мужчина и женщина.
Женщина – молодая, привлекательная блондинка, однако в ее лице было что-то болезненно жестокое и коварное.
А вот мужчина, сидевший рядом с ней, был Ашоту знаком.
То есть не то чтобы знаком, до сегодняшнего дня они ни разу не встречались, но только что Ашот его видел. Именно этот человек сидел с Ованесом Степановичем за столиком ресторана и вел с ним негромкий оживленный разговор. Мужчина с темными вьющимися волосами.
Но именно в тот момент, когда Ашот взглянул на него, этот брюнет поднял руку к голове и… превратился в блондина.
То есть он просто-напросто снял темный курчавый парик. Девица протянула ему комок ваты, он протер им лицо, и темные брови стали сивыми, а кожа на лице – более светлой.
«Это жулик, – понял Ашот, – зачем-то ему нужно было представиться не тем, кто он есть, они тут все жулики, целый заговор!»
По идее те, кто желал зла Ованесу, лили воду на мельницу Ашота. Ашот порадовался по этому поводу, но недолго, потому что сообразил, что Жанна ни за что ему не поверит, да и что он может ей предъявить? Женщины – очень неразумные создания, они просто льнут ко всяким проходимцам…
Ашот считал себя человеком, хорошо разбирающимся в женской психологии. Ованеса Степановича он безнадежно упустил, поэтому принял решение следовать за черной иномаркой – авось удастся разведать, кто такие эти люди и какие у них дела с подлым Ованесом.
Ехать пришлось недолго – машина остановилась на Конногвардейском бульваре, однако никто из нее не вышел. Ашот пристроил свою «пятерку» в сторонке и понял, что те, в машине, кого-то ждут.
Расплатившись с официантом, Ованес Степанович прислушался к себе и понял, что он ради камня готов на многое. Но не на все. Он готов рискнуть деньгами, но не собственной жизнью. А эти бегающие глаза Минского… Хотя какой он Минский. Нужно смотреть правде в глаза: тот, кто приходил к нему на встречу, вовсе не Борис Минский. Не может человек прочно забыть место, где прошли его детство и юность. А если он это сделал, то, стало быть, он не в себе, с ним никак нельзя вести дела, и вообще нужно держаться от такого человека подальше.