— Любовная связь?

— Да. — Дама кивает, к глазам подступают нешуточные слезы. — С моей лучшей подругой.

— Бывшей подругой, вы хотите сказать.

Я вручаю даме прелестный носовой платок из тончайшего полотна, окантованный кружевом. В уголке вышита темно-багровая буква «Б». Дама вытирает нос и смахивает слезы.

— Ни один мужчина не имеет права обращаться с женщиной как со своей собственной шлюхой, — говорит Белладонна, ее голос становится хриплым. Она вздыхает, и я вижу, что посетительница начинает набираться уверенности. Белладонна не превратит ее в жабу. «Может быть, она все-таки на моей стороне», — думает несчастная.

— Все женщины легко поддаются обману, — продолжает Белладонна. — Обман лишает нас воли к борьбе, заставляет сдаться, потому что нам хочется лечь и умереть. Нам кажется, что это легче всего.

Пламя ее взгляда способно прожечь дырку в веере. Ни одна из просительниц, какие приходили к нам, не понимает, что Белладонна говорит о самой себе. Они не могут представить себе эту неуязвимую женщину беспомощной, не догадываются, что когда-то ей тоже хотелось лечь и умереть.

— Но так бывает только с теми, кто позволил мужчине убить их дух. Если он с вами жесток, то и вы должны отбросить жалость. Пусть научится ползать. Вы понимаете?

Женщина с жаром кивает — да.

— Лично я, — добавляет Белладонна, — никогда не цепляюсь за ошибки. — Она медленно снимает кольца с затянутых в перчатки пальцев, раскладывает их по иссиня-черному бархату на столе, потом открывает бархатную шкатулку и тщательны выбирает другой гарнитур из своей обширной коллекции.

— Как вам нравится? — спрашивает она, надевая большой сапфир, или изумруд квадратной огранки, или топаз, или перидот, обрамленный знаменитыми жемчужными нитями, и примеряет их. Дама смотрит на меня, озадаченная тем, что Белладонна спрашивает у нее совета.

— Некогда жил в Фивах один военачальник. Однажды он пошел за советом к дельфийскому оракулу, — говорит она, все еще перебирая драгоценности. — «Слушай внимательно, — сказал ему оракул. — Опасайся Моря». Высокомерный военачальник решил, что прекрасно понимает совет. Он соблюдал осторожность. Самолично проверил все корабли в своем флоте. Но умер он не на море. Нет, конечно. Он умер, потому что невнимательно слушал оракула. Он погиб, заблудившись в заколдованной дубраве, которую называли Морем.

Через несколько минут женщина, окончательно сбитая с толку, говорит, будто понимает, о чем хотела сказать Белладонна.

— Оракулы никогда не лгут, — продолжает Белладонна. Я закрываю глаза, и перед моим взором появляется Леандро, он сидит на террасе, и вокруг золотистым маревом переливается жара. — Все дело в истолковании. В том, чтобы увидеть скрытый смысл, дойти до предела восприятия. Надеяться, что у вас хватит мужества. — Она берет веер и томно помахивает. — Вы готовы?

Женщина снова кивает.

— Очень хорошо, — говорит Белладонна. С громким щелчком она захлопывает синюю бархатную шкатулку с кольцами, встает и подходит к сидящей даме. Потом указывает веером на меня. Дама оглядывается, видит мою чарующую улыбку, а когда оборачивается снова, Белладонны уже нет.

— Прежде чем уйти, оставьте мне номера телефонов и адреса, по которым можно вас разыскать, а также всю необходимую информацию о заинтересованных лицах и соответствующих событиях, — бодро говорю я. — Мы свяжемся с вами, обсудим методы, наиболее пригодные для вашего случая, и сообщим, что вы должны сделать. Вы, и только вы. Не волнуйтесь. — Я обезоруживающе подмигиваю. — Вы справитесь.

И не вина Белладонны, если женщина вдруг свалится в пропасть.

— Роль оракула — отдушина для тех, кто не любит говорить напрямик, — говорит мне однажды Белладонна после долгого удрученного молчания. — И только так я могу отвести от себя обвинения, если что-то пойдет не так. — Она вздыхает. — Я стараюсь помочь им, чем могу, я хочу, чтобы они нашли мужество внутри себя. Честное слово, Томазино. И еще я, наверное, пытаюсь найти у себя в сердце уголок, где мгновенно пробуждалась бы жалость к этим женщинам, потому что они тоже, как и я, прижаты к стенке. — Она достает несколько пар перчаток и раздумывает, какие надеть.

— Мне нравятся сине-зеленые, — предлагаю я. — Цвет глаз Брайони. — Я не знаю, что еще добавить. Она редко хоть намеком выдает свою слабость.

Ничего не сказав, она натягивает сине-зеленые перчатки и пролистывает груду бумаг на столе, достает папку и протягивает мне.

— Что это такое? — спрашиваю я.

— Информация о землях на продажу. Когда в следующий раз мы закроемся на несколько дней, я хочу, чтобы ты слетал в Виргинию и взглянул на них. Большое поместье может быть хорошим вложением капитала. И нам нужно место, куда мы сможем скрыться.

— Ну, скрыться всегда можно в Италии, — осторожно говорю я.

— Я не могу скрыться в прошлом, — говорит она. — Не могу убежать от своей жизни, от большого периода в ней. Мне нужно думать о чем-то новом. Томазино, я полагаюсь на тебя. Расскажи, стоит ли это поместье того, чтобы его купить. Если оно тебе понравится, покупай. Если это такое место, какое нам нужно.

Это потому, что я безошибочно разбираюсь в домах, а также в характерах.

— Мне нужно чувствовать, что дело, которым я занимаюсь, чего-нибудь да стоит, — говорит Белладонна, прерывая мои самодовольные размышления о том, как я украшу новый дом. — Не просто развлекать народ в клубе, пока мы ждем. Не сдаваться — это высшее проявление воли и дисциплины. А иначе, для чего я живу?

— Помнишь, что сказал Леандро? — говорю я. — Тренируй разум сосредоточением и дисциплиной. Освободи его от всех других мыслей, кроме мысли о возмездии. Прощения не существует.

— Помню, — тусклым голосом говорит она.

Разве может она забыть?

* * *

Белладонна протягивает мне письмо.

— Прочти начало вслух, — велит она.

— «Дорогая Белладонна, — читаю я. — Спасибо за то, что нашли время прочитать это письмо. Надеюсь, вы нам поможете. Я пишу от имени всех женщин нашей конторы. Мы обращаемся к вам, потому что больше нам некуда идти». — Я хмурюсь. Так начинаются почти все письма. — Что в этом необычного? — спрашиваю я.

— Читай дальше, — нетерпеливо перебивает она.

— «Одна знакомая рассказывала нам, как интересно в вашем клубе, хотя мы сами ни разу не пытались попасть. Она говорит, это единственное место, где официант спросил ее, что она будет пить. Мы все хотели бы вам сказать, что в Нью-Йорке нет больше ни одного клуба или ресторана, где официанты разговаривают с дамой, если с ней за столом мужчина. Мужчины делают заказ, а нам положено сидеть молча. Вот почему мы надеемся, что вы нам поможете…»

— Это верно? — спрашивает Белладонна.

— Понятия не имею, — отвечаю я. — Я не хожу на свидания. И не обращаю внимания на официантов, когда они…