— Ты думаешь, он может попытаться сбежать? Или, что ещё хуже… — Он осёкся, не желая произносить вслух страшное предположение.

— Замести следы, — закончила за него Лисинь, и ее голос прозвучал как ледяной ветер с горных вершин. — Если он думает, что Чжэнь что-то знает о нём, он снова попытается убить её. И способ выберет понадёжнее. Или затаится, как крот в норе.

Мысль об этом отрезвила Цзиньчана. Внешняя хрупкость Лисинь скрывала стальной стержень и острый ум, способный распутать самые сложные узлы интриг.

Однако Лисинь продолжила.

— Но если дело именно в красавицах, тогда в опасности не только Чжэнь, но и Ши.

— Глупости все это, — отозвалась Ши. — Убийца — не насильник, какое ему дело до красавиц?

Но даже ё голос, обычно звенящий уверенностью, дрогнул. Ши знала, что красота может стать проклятием, а зависть и злоба подстерегают на каждом шагу. Она видела, как судьбы красавиц ломались под гнётом чужих амбиций, как угасали их улыбки, превращаясь в гримасы отчаяния. И теперь сердце сжалось от предчувствия беды.

Она вспомнила взгляд матери перед смертью, полный любви и беспокойства за её будущее. Мать всегда говорила, что красота — это дар, но и бремя. И Ши, хоть и гордилась своей внешностью, но сейчас, в свете последних событий, чувствовала, как этот дар превращается в проклятие, как он притягивает к ней опасность, словно магнит. Она понимала, что должна быть осторожной, что ей нельзя поддаваться иллюзии безопасности. Ведь за маской восхищения могла скрываться смертельная угроза, и лишь бдительность и интуиция могут спасти от неминуемой гибели. Ши ощутила, как по спине пробежал холодок, а в груди зародилась леденящая тревога за собственную жизнь.

Ши знала, что шепот страха уже давно гулял по академии. Слухи росли как снежный ком, обрастая жуткими подробностями. Говорили, что убийца выбирает своих жертв, основываясь на поэтических восхвалениях их красоты, что его разум затуманен демонами, что он ищет идеальную красоту, чтобы принести её в жертву тёмным богам, и ещё каких только глупостей не говорили. Ши не верила в мистику, но прекрасно понимала, что должна быть осторожной.

Однако выдавать свой страх она не собиралась.

— Никто не знает, что ему нужно. Слава, известность, месть? Может быть, он хочет оставить свой след в истории? Но убийца не пытается удовлетворить похоть, иначе вёл бы себя иначе. А раз так, — зачем ему красавицы?

Мао Лисинь возмущенно фыркнула.

— Ну, разумеется, зачем ему эти нежные создания, полные жизни и надежды? Возможно, он ищет нечто, что ускользает от понимания обычного человек? Может быть, в его душе зияет такая огромная, такая всепоглощающая пустота, что он отчаянно пытается заполнить её хоть чем-то, пусть даже чужими жизням? Я просто всеми фибрами души чувствую его боль, эту невыносимую тяжесть, которая, словно камень, давит на его сердце. Я представляю, как он блуждает в лабиринте своей души, потерянный и одинокий, отчаянно ища выход. Но вместо света он находит лишь тьму, вместо любви — ненависть, вместо прощения — месть. И всё же, где-то глубоко внутри в нём ещё теплится искра человечности. Может быть, кто-то или что-то сможет пробудить её, вернуть его к свету, протянуть ему руку, полную сострадания и понимания? Но пока что он продолжает свой путь, оставляя за собой след из сломанных судеб и разбитых сердец. И я, как свидетель его трагедии, могу лишь молча наблюдать за его скорбями…

Мао Лисинь проговорила этот театральный монолог, нисколько не скрывая ядовитого сарказма. Ши только поморщилась, но Цзиньчан напрямик спросил Лисинь.

— Ну а если без шуток? Зачем он, по-твоему, это делает?

Та хмыкнула с нескрываемой досадой.

— Откуда мне знать? Мотивация злодея, конечно, не похоть. И кто бы мог подумать, что в мире низменных инстинктов найдется место для чего-то иного? Возможно, он эстет, ценитель прекрасного? Или же урод, который мстит миру за то, что не одарён внешней красотой? Но, конечно, нельзя исключать и более прозаичные варианты. Может, он просто коллекционирует трупы красавиц? Ладно, всё это и утром обсудить можно. Пошли, Ши.

— Мы с Бяньфу проводим вас, — поднялся Цзиньчан, опуская меч в ножны.

Девицы не возразили. Цзиньчан и Бяньфу решили сопровождать девушек до самых дверей. Убийца мог подстерегать их за любым поворотом. Тревога висела в воздухе, Каждый шорох казался предвестием беды, каждая тень — укрытием для безжалостного хищника.

Кварталы академии выглядели в этот ночной час пустынными и враждебными. Лунный свет, просачиваясь сквозь облака, ложился на мостовую причудливыми узорами, напоминающими зловещие письмена. Сердце Бяньфу билось, как пойманная в клетку птица, а Цзиньчан напряжённо вглядывался в темноту, словно пытаясь разглядеть смерть, крадущуюся в тенях.

Девушки шли впереди, их лица были бледны, как лунный свет.

Проводив их, Цзиньчан и Бяньфу двинулись обратно.

— Ты, как я полагаю, больше не будешь упрекать меня за склонность к Ши Цзинлэ? — неожиданно услышал Бяньфу вопрос Цзиньчана.

Он удивился.

— Я тебя и не упрекал, просто она казалась мне стражником в жюцуне, и характер… Её даже отец боится!

— У каждого свой вкус. Твоя Лисинь, конечно, не такая.

Бяньфу изумился. Он считал, что его чувство осталось никому не известным.

— С чего ты взял, что …моя?

— Если мужчина смотрит на девицу как слепой на солнце, как тут не понять? Ты бы себя на спектакле видел! Ты же глаз с неё не сводил…

— Это просто… пустое.

— Пустое?

— Я — лишь мечник, бродяга, чьи руки привыкли к стали, а не к шелкам. Её жизнь — это изысканные благовония, театр и музыка, а моя — пыль дорог, ристалище и звон клинков. Она — воплощение грации и изящества, словно сошедшая со страниц древней поэмы. Каждый раз, когда наши пути случайно пересекаются, мое сердце замирает, словно птица, попавшая в силки. Я забываю слова приветствия, мои руки начинают дрожать, а разум покидает меня. Я знаю, это безумие. Мечтать о ней — все равно, что пытаться удержать лунный свет в ладонях. Она — недосягаемая вершина, а я… Кто я такой, чтобы мечтать о такой красавице, как Лисинь?

Цзиньчан удивился.

— Ты? Ты — студент академии Гоцзысюэ, ученик великого Ван Шанси и потомок Святого меча, Пэй Миня.

— Что я могу ей предложить, кроме своей нищей жизни и опасной профессии? Я уйду. Уйду из столицы. Буду скитаться по дорогам, пока образ Лисинь не померкнет в памяти, пока звон меча не заглушит тихий шепот сердца. Это единственный путь. Чтобы она смогла найти свое счастье с тем, кто достоин ее, а я…