Он не впечатлил Цзиньчана.

— Да ты совсем рехнулся, Бяньфу? Откуда этот романтический бред? Мао Лисинь действительно происходит из знатного рода потомственных военных, но дом Мао ничем не выше домов Фэн и Юань. Кроме того, Вэй и Лисинь происходят из младшей ветви рода, у них есть дом в столице, в квартале Чжаого, он, разумеется, достанется Вэю. Тебе надо подумать о том, куда привести молодую жену, тут я согласен, но это простая конкретная цель, а не глупости о лунном свете в ладонях.

— Но как сблизиться мне с той, чье сияние затмевает даже луну? Как протянуть руку к звезде, зная, что она опалит прикосновением?

— Так… компресс на лоб и пилюли от бреда… — уверенно поставил диагноз дружку Цзиньчан. — Она милая неглупая девица со смазливым личиком. Любит театр, хорошо играет и обожает пирожки. Она не луна в небе, она обычная девушка. И она прекрасно понимает, что нравится тебе.

Бяньфу обомлел.

— Понимает? Откуда?

— Да любой, кто тебя видит рядом с ней, это понимает. И если она, понимая все, не отшила тебя, значит, ничего недосягаемого тут нет. Путь к любой вершине начинается с первого шага.

— Но этого не может быть! Это невозможно!

— То же самое ты говорил и про учебу в Гоцзысюэ, и про то, чтобы стать учениками Ван Шанси…

Бяньфу задумался. Да, он ещё недавно считал это невозможным.

Но неужели Лисинь может принадлежать ему? Как добиться её? Он не был поэтом, не умел слагать оды и не знал тонкостей придворного этикета. Его слова были просты и прямолинейны, как удар меча. Бяньфу вздохнул. Ему придется учиться. Придётся стать тем, кем он никогда не был, чтобы заслужить любовь Лисинь. Он найдет лучших учителей, изучит искусство каллиграфии и игру на цине. Он выучит стихи великих поэтов и научится понимать тайный язык цветов. И тогда, возможно, Лисинь увидит в нём не только воина, но и человека, способного на глубокие чувства…

Он поделился мыслями с другом, но Цзиньчан снова погасил его романтический порыв.

— Не выдумывай. Надо заработать и купить дом.

— Но это сейчас невозможно, я не могу покидать академию. Если после её окончания я смогу устроиться в охрану дворца, то за несколько лет…

— Ты неисправимый романтик. Но в чём-то ты прав. Сейчас, когда в академии убийца, надо держать нос по ветру. Сейчас не до заработков.

Неожиданно Цзиньчан позвал Бяньфу на Небесное озеро.

— Сейчас?

Цзиньчан, чье лицо было непроницаемо, как стена старого храма, кивнул.

— Почему нет? Ночь удивительно красива.

Они пошли по тропинке, вьющейся, словно змея, меж валунов. Стрекотание цикад звучало, как тихий плач уходящего лета. Добравшись до Небесного озера, Цзиньчан остановился. Вода, черная и гладкая, как отполированный обсидиан, отражала звезды, словно забытые сокровища древних императоров. Баоцан показал ему эту картинку? До этого Цзиньчан размышлял, и пришел к выводу, что видит Небесное озеро. Но разве там может быть ответ на его недоумения?

Луна отражалась на водах озера. Вокруг царила тишина, лишь изредка нарушаемая криком ночной птицы. Звезды, холодные и равнодушные, мерцали бриллиантами, рассыпанными по чёрному бархату. В воздухе висела неразгаданная тайна, словно клубок шелковых нитей, запутанный злобным духом.

Цзиньчан молчал, его взгляд ощупывал местность. В нём змеёй, свернувшейся клубком у самого сердца, поднималось смутное предчувствие.

— Ты что-то ищешь? — голос Бяньфу застал его врасплох.

— Баоцан уже несколько дней показывал лишь свет луны на черной воде, сначала я подумал, что это метафора пустоты, но теперь… Посмотри, что там?

У самого берега возле огромного валуна, поросшего зелёным лишайником, на волнах качалось полуобнаженное тело. Лунный свет окрашивал его мертвенно-бледную кожу сверкающим серебром. Волосы цвета воронова крыла разметались по воде траурной вуалью.

Бяньфу и Цзиньчан кинулись в воду, и хрустальные брызги рассыпались под его ногами, словно осколки разбитого зеркала. Подойдя ближе, они увидели, что это мужчина. Его лицо застыло в гримасе ужаса. Вода, обнимая бездыханное тело ледяными пальцами, шептала под покровом ночи погребальные песни. Каждый всплеск волны — причитание, каждый шорох прибрежного камыша — скорбная элегия по загубленной душе…

Звезды были свидетелями многих трагедий, но эта, у подножия древнего валуна, казалась особенно горькой и бессмысленной. Мертвец качался на волнах, словно забытая игрушка. И только луна, вечная и невозмутимая, продолжала лить на него свой серебряный свет, освещая тайну, которую хранили холодные воды.

— Давай вытащим его на берег, Бяньфу.

— Давай. Кто это? Ты знаешь его?

— Конечно. Ты разве не помнишь его? Это Му Чжанкэ, ученик Лао Гуана. Ты сражался с ним на турнире.

— Он просто утонул?

— Судя по всему, он захлебнулся, но… Так…

Цзиньчан резко умолк, разглядев руку покойного. Бяньфу ахнул.

На левой ладони мертвеца отсутствовал мизинец.

Если и дальше не будет комментариев, публикация на этом остановится….

Глава 20. Стратагема 苦肉計. Нанеси себе увечье

Никогда и никто не хочет нанести себе рану.

Если кто-то поранился — значит, здесь нет подвоха.

Если ложь кажется настолько правдивой,

что правда кажется ложью, хитрость удалась.

Му Чжанкэ, ученик Лао Гуана…

Цзиньчан помнил, что на турнире Му Чжанкэ, самонадеянный и наглый, считавшийся одним из фаворитов, вышел на ристалище первым. Четыре красавицы Чанъани тогда громкими криками подбадривали его, выкрикивая его имя. По жребию ему выпал Юань Байфу. Мечи скрестились, Чжанкэ атаковал, а Бяньфу уклонялся от ударов, выжидая удобный момент, и внезапно нанес молниеносный удар, обезоружив Му, меч которого со звоном упал на арену. Униженный Чжанкэ покинул арену. Этот первый поединок завершился неожиданным поражением фаворита, предвещая непредсказуемый ход турнира.

Да, Му Чжанкэ одним из первых выбыл из турнира и имел достаточно времени, чтобы переодеться, нанести грим и пробраться в пиршественный зал…

— Так это он — убийца? — Бяньфу потрясённо озирал мертвеца.

Цзиньчан вздохнул.

— У него было время пробраться в приёмную незаметно. Но всё остальное? Ну-ка, ляг рядом с ним.

— Что?

— Растянись, говорю, рядом с телом.

Бяньфу послушно лёг на песок.

— Ну вот: он выше тебя на один фэнь. А убийца был ниже, я видел его глаза не на одной линии со своими глазами. К тому же Му Чжанкэ — мечник, и довольно опытный. Палец бы он не потерял, чай, не первый год на ристалище. И мизинец… — Цзиньчан понизил голос до шепота. — Я никому не говорил об этом, но я отрубил убийце не только мизинец, но и край безымянного пальца точнее, ноготь. Я не сказал об этом даже Чжао Гуйчжэню. И объявлено было только о мизинце.