Мрачковский рассказал Слуцкому, что его два раза возили к Сталину. Сталин говорил, что партия наполнена элементами, угрожающими делу большевизма. Всем партийным руководителям необходимо показать стране, путем признаний, что есть лишь один путь – путь Сталина. Мрачковский не поддался и возвратился в камеру.

Во второй раз, когда Мрачковский был вызван в Кремль, Сталин давал ему различные обещания, если Мрачковский будет придерживаться сталинской линии.

– Если вы будете полностью сотрудничать, – пообещал Сталин, – то я пошлю вас на Урал возглавлять там промышленность. Вы станете директором. Вы еще будете делать большие дела.

Мрачковский вновь отказался принять предложение Сталина. Именно тогда Слуцкому дано было задание сломить его. Дни и ночи проходили в спорах о том, что никто, кроме Сталина, не мог руководить большевистской партией. А Мрачковский твердо верил в однопартийную систему правления. Все же ему пришлось признать, что достаточно сильной партийной группировки, способной изменить партийный аппарат изнутри или сбросить руководство Сталина, не было. Несомненно, в стране наблюдалось глубокое недовольство, однако преодолеть его вне рядов партии означало бы покончить с системой, которой Мрачковский оставался верен. И следователь, и заключенный согласились, что все большевики должны подчинить свою волю и свои дела воле и идеям партии. Они согласились, что необходимо остаться в партии, даже если Сталин потребует ложных признаний с целью упрочения Советской власти.

– Я довел его до того, что он начал рыдать, – говорил мне Слуцкий. – Я рыдал с ним…»[112]

Все-таки великая вещь – демагогия! И хотя с высоты наших дней трудно понять, как эти опытные политики попались на столь простенькую заманку, но можно уверенно утверждать, что спустя полвека наши потомки будут удивляться тому, насколько наивными были мы, сегодняшние. Все течет и видоизменяется, но основы основ (социальная генетика) остаются неизменными.

Кстати, Слуцкого тоже затем расстреляли. Что естественно – он был свидетелем того, как процессы создавались. Но главное в другом: оказалось, большевики лишь на словах признавали народовластие и самодеятельность масс, а на деле превратились в вождистов, сторонников теории «герой и толпа» и последователей светско-религиозного ордена под названием Партия. Хотя есть тут одна тонкость. Большевики соглашались на судебных процессах облить себя грязью ради социализма, а им на смену шли чиновники, готовые смешать с грязью страну ради своего благосостояния.

После того как на открытых процессах было «доказано» наличие организации вредителей и сомневаться в них стало смертельно опасным делом, градус социальной истерии был доведен до уровня, когда дела о шпионаже, саботаже, заговорах на убийство стали обыденной частью жизни СССР.

Рвение сторонников Сталина в 1930-х годах понятно: убирались конкурирующие группы, расчищалось место для своих и создавались условия для быстрой карьеры. Цели Сталина и его соратников совпадали. Но в конце 1940-х годов Сталин взялся стравливать соратников уже между собой, собирать компромат на них, понемногу арестовывая, готовясь через них подобраться к остальным.

Его соратники думали, что в 30-х годах они заменили одну правящую элиту другой и теперь могут жить спокойно, но выяснилось, что Сталин отменил все правила. Он воспринимал себя не только вождем, но и абсолютным правителем, которому дано право карать любого чиновника по своему усмотрению, независимо от его заслуг и чинов. В таком подвешенном состоянии правящая элита не могла жить бесконечно долго. И когда Сталин был найден лежащим на полу без сознания, то прибывшие члены политбюро не спешили вызывать врачей. Все дружно играли спектакль «Ничего серьезного не случилось». Ну, прилег генералиссимус на ковер отдохнуть. Ну, по-стариковски обмочился – неужели из-за этого докторов беспокоить? Уложим на диван и дадим вождю спать дальше. Такое отношение говорит о том, что Сталин достал всех от мала (в смысле чинов) до велика. Его смерти, похоже, хотело все окружение. Это уже потом, спустя десятилетия, когда страхи за свою жизнь и судьбы близких забылись, появилась ностальгия по Сталину и пенсионеры принялись рассказывать о великом вожде, которому преданно служили. А когда развенчивали культ личности, то Молотов, Каганович и другие «твердые сталинцы» помалкивали, радуясь, что остались живы и уже не разделят судьбы своих родственников (брат Кагановича покончил с собой, жены Молотова и Калинина отсидели несколько лет). В марте 1953 года от мертвого Сталина отвернулось все руководство, начиная с Берии и Маленкова и заканчивая старыми его друзьями: Молотовым и Ворошиловым. Более того, прежние соратники прекрасно понимали, что сталинизм зашел в тупик.

Демонтаж сталинского наследия начался сразу после смерти вождя. Без раскачки, оглядываний по сторонам, споров, как жить дальше. Это свидетельствует о том, что понимание необходимости перемен к моменту смерти Сталина созрело в умах всех ключевых фигур его окружения.

Вот краткая хроника этих действий.

17 марта 1953 года Берия, занявший пост министра внутренних дел, санкционировал арест бывшего заместителя министра госбезопасности Рюмина, сфабриковавшего «дело врачей». 3 апреля 1953 года политбюро постановило освободить всех арестованных по «делу врачей» (37 человек) и привлечь к ответственности работников МГБ СССР «особо изощрявшихся в фабрикации этого провокационного дела». Также 3 апреля за убийство актера и общественного деятеля Михоэлса был санкционирован арест министра госбезопасности Белорусской ССР Цанавы.

4 апреля приказом по МВД запрещено применение к арестованным «мер физического воздействия». Приказано также упразднить в Лефортовской и Внутренней (на Лубянке) тюрьмах помещения для пыток и уничтожить «все орудия, посредством которых осуществлялись пытки».

17 апреля Берия представил в ЦК записку с просьбой прекратить дело арестованных «за вредительскую деятельность» работников Главного артиллерийского управления Советской армии во главе с маршалом Яковлевым.

Созданная Берией следственная группа приступила к пересмотру ряда особо важных политических афер – «дела авиаторов» (1946), «дела Еврейского антифашистского комитета» (1948–1952), «заговора в МГБ» (1951), «дела артиллеристов» (1952), «мингрельского дела» (1951–1952), «дела врачей» (1951–1953). Уже к июню 1953 года почти все арестованные были признаны невиновными, а сами дела – сфальсифицированными.

9 мая политбюро постановило реабилитировать адмиралов Алафузова, Степанова, Галлера (посмертно), осужденных за «пособничество иностранной разведке».

В тот же день было принято решение не принимать больше во внимание анонимки «как документы, заслуживающие доверие, чем широко пользуются клеветники».

9 мая по предложению Берии Президиум ЦК КПСС принимает постановление, запрещающее впредь оформлять портретами советских вождей колонны демонстрантов, здания и другие постройки в дни государственных праздников. Это постановление будет отменено сразу же после ареста Берии. Портреты были свидетельством принадлежности к клану «вождей», и они ревниво относились к «иконостасу».