Гаррис заметил, что последнее заявление оказало должное действие. Им обоим было важно, чтобы их помолвка считалась окончательной. Если одна из сторон усомнится в глубоком чувстве между ними, они ничего не получат.

— Да, вы правы. Я просто не думала, что своим участием в одном невинном контрдансе объяснилась в любви вашему хилому кузену.

— Мне показалось, вы сказали, что он не хилый.

— Я выразилась фигурально.

— Но это правда или нет?

— В зависимости от того, с кем его сравнивать.

— Со мной.

— Что ж… не в этом суть.

— Да? Продолжайте, мисс Растмур, приведите ваши доводы. Как выглядит мой замечательный молодой кузен по сравнению со мной? Он лучше танцует?

— Нет, но…

— Тогда, наверное, с ним интереснее беседовать.

— На самом деле нет, но…

— Тогда, значит, его внешность. Вы предпочитаете его песочный цвет волос моим… или как на его узеньких плечах болтается сюртук?

— Боже, нет! То есть…

— Возможно, вам больше нравятся его поцелуи?

— Нет! Разумеется, нет.

— Значит, вы отдаете предпочтение моим?

— Конечно. Постойте. Я не это имела в виду.

— Вы предпочитаете его поцелуи?

— Вы очень хорошо знаете, что я не целовалась с вашим кузеном, сэр! — сказала Пенелопа, топнув ногой. Ее глаза сердито сверкали.

Гаррис позволил себе придвинуться к ней, воспользовавшись тем преимуществом, что не был хилым, и теперь возвышался над ее тонкой фигуркой, как башня. Ей пришлось вскинуть подбородок, чтобы продолжать смотреть на него. Запугать ее было не просто, и она не сводила с него сердитого взгляда. Ему в ней это нравилось. Еще он чувствовал ее запах, и запах этот ему тоже нравился. К несчастью, все это вместе заставило Гарри осознать, что ему нравилось в ней и многое другое.

— Я этого не знаю, мисс Растмур, — возразил он, заклиная себя, чтобы не дать воли рукам, которым отчаянно хотелось смахнуть с ее прелестного лица кудряшки цвета соломы. — Со стороны казалось, что вам было так хорошо в его компании.

— Но это едва ли свидетельствует о том, что я с ним целовалась, — сказала она. — Хотя, возможно, должна была. Если будете настаивать, я проведу детальное сравнение.

— Черта с два!

Он проиграл сражение со своими руками и схватил девушку за плечи. Ее глаза от удивления округлились, но она не оттолкнула его, и тогда он прижал ее к себе. Если кто-либо их и заметит, пусть катится к черту. И тогда он поцеловал ее так, чтобы у нее и мысли не возникло сравнивать его с кем бы то ни было.

Он снова ее целовал. Но ей нравилось, когда он это делал.

Конечно, с его стороны было в высшей степени неприлично целовать ее здесь, в углу столовой леди Берлингтон. Ну и что с того, если их обнаружат целующимися? Он ее целовал! Ни о чем другом она не могла и думать.

Она позволила его губам целовать ее, обняла его и зарылась пальцами в его божественные темные густые волосы. Этого мужчину хилым никак не назовешь. Тело у него было мускулистым. От него исходил жар. Пенелопа наслаждалась его страстными поцелуями.

Он целовал ее в губы, подбородок, нежное место пониже мочки, шею. Пенелопа для его удобства привстала на цыпочки, чтобы он мог продолжать баловать ее своими ласками, если пожелает. И он, к счастью, этим воспользовался. И еще увлек ее в сторону, за ширму, поставленную в столовой, чтобы закрыть коридор для слуг.

Теперь они были в блаженном уединении, скрытые от посторонних глаз. Воздух в этом тусклом коридоре оказался неожиданно холодным по сравнению с ярко освещенной столовой. Но исходившее от их разгоряченных тел тепло с лихвой окупало этот недостаток. От прикосновений мужчины, от его прижимающегося к ней тела у Пенелопы кружилась голова, и она с легкостью позволила ему унести ее прочь из столовой. Потому что единственное, в чем теперь нуждалась Пенелопа больше, чем в безопасности, — это в уверенности в том, что его поцелуи не закончатся, а объятия станут крепче.

— Вы слишком молоды для столь откровенных нарядов, — бормотал он, склоняясь над ней, чтобы осыпать поцелуями ее шею, плечи и открытую часть груди.

— Мне уже двадцать три, и я надеялась, что и другие оценят мое прелестное платье.

— Чересчур прелестное, — сказал он и неожиданно для нее провел ладонями вверх от талии до золотой оторочки корсета.

Сделав глубокий вдох, Пенелопа прильнула к нему, давая понять, что он может продолжать начатое. И она жаждала большего.

Нежно лаская одной рукой ее грудь, лорд Гарри второй рукой прижал ее к себе для нового поцелуя. Она не сопротивлялась, наоборот, все крепче прижималась к нему.

— Сюда, — пробормотал он и, свернув за угол, втянул ее в маленькую темную комнату, похожую на кладовку.

У стены захламленного всевозможными предметами помещения стоял узкий сервировочный столик. Приподняв девушку, лорд Гарри усадил ее на стол. Теперь их головы находились на одном уровне, и ей было удобно прильнуть к нему для продолжения поцелуев. Что Пенелопа и сделала.

От шквала ощущений она не знала, на чем сосредоточиться: на том, что вытворяли его жадные губы, или на руках, ласкавших ее грудь. О Боже! Ее обожгло жгучим пламенем, когда ее грудь вдруг обнажилась. Стянув лиф ее платья, лорд Гарри прижался губами к голой плоти и осыпал волшебными поцелуями сначала одну грудь, потом другую.

Изогнувшись ему навстречу, она вцепилась в лацканы его сюртука, чтобы еще крепче прижаться к нему. Поскольку она сидела на столе, ей пришлось раздвинуть ноги. И он не стал противиться столь неловкой позе.

Напротив, даже как будто обрадовался и продолжил терзать, слегка покусывая чувствительные соски. Освободившись, его руки спустились ниже. Смутно, как во сне, она сознавала, что подол ее платья ползет все выше и выше, открывая ее ноги.

— О… Господи! — ахнула Пенелопа, запинаясь, ощутив прикосновение к своей коже.

Его ладони заскользили по ее бедрам, раздувая пламя, бушующее теперь внутри ее тела. Она практически умоляла его потушить огонь, но не могла произнести ни слова, лишь сгорала от наслаждения, когда он прикоснулся к тому месту, где соединялись ее ноги, и прильнула к нему.

Он тоже прижался к ней и, крепко обнимая и целуя, ввел палец в такое место, что она едва не лишилась чувств. Святые небеса! Это было нечто новое, нечто поразительное. Она молила Бога, чтобы лорд Гарри не останавливался.

— Я могу овладеть вами прямо здесь, и вы это мне позволите, — шепнул лорд Гарри ей в ухо.

Пенелопа кивнула, в действительности не понимая, о чем он говорит. Но хорошо сознавая, что делает с ней! Без того, что он делал с ней сейчас, она не представляла себе своей дальнейшей жизни. Ее тело радостно отзывалось на его действия, и она, словно зачарованная, раскачивалась в такт его движениям.