— Может, вы всё же снимете этот… г-х-м… головной убор. — Рыбка оценил мой облик вполне по заслугам и теперь хотел увидеть настоящее лицо.

— Хотела бы сделать это после принятия окончательного решения. Не хочу влиять. — пресекла я.

— Вы настолько красивы или настолько уродливы?! — это, конечно, Лиличка.

— Настолько умна, — ответ я заготовила заранее, — Я ж работать сюда пришла, значит, буду демонстрировать свой сценический образ. Зачем нам предвзятые мнения?

Рыбка — страстный, как считал Артур, обожатель красивых сюжетов — принял мою игру.

— Да! — с разгона вступил он, — Человек дела, вот кто нам нужен. Не из тех, что мордой торговать приходят, а из тех, что образ держут!

Я едва не расхохоталась. Это была цитата из одного „моего” письма к Рыбке, в свою очередь украденная Артуром у Лилички, ласково втирающей эту истину в голову босса, в качестве аргумента против работы с Мариной Бесфамильной. Теперь этот же аргумент оборачивался „за”.

Ещё целых полчаса маска издевалась над окружающими. Вопросов была масса, но я, наученная тогда ещё верным и пылким Артуром, отбивала их, как бешеная бита мячики в древней компьютерной игре „арканоид”. Рьяно отстаивая право на жизнь придуманного нами с Артуром образа, я так увлеклась, что даже сама поверила в справедливость этого права. А уж когда во что-то верю… я многое могу, если не всё. Когда Рыбка спрашивал что-нибудь неотвечабельное, вмешивался страхующий Артур:

— Нет, я даже острее вопрос задам, — горячо отстранял Рыбку он, — Вопрос должен стоять ребром! Скажите, а вы…

И спрашивал, естественно, о чём-то вырепетированном. В результате мы победили всех. Рыбка прямо при мне начал опрос криэйторов проекта. «Если начнёт опрашивать, не попросив тебя выйти, значит, уже принял решение и уверен в нашей поддержке», — предупреждал Артур за день до собеседования.

— Артур? — Рыбка спрашивал торжественно, словно совершая какой-то ритуал.

— Меня всё устраивает. Возьмусь за этот материал с удовольствием.

— Лилия?

В ходе беседы Лиличка была мною куплена с потрохами. Я демонстрировала удивительное равнодушие к финансовым вопросам, умение держать дистанцию с Геннадием, уважение к Лиличке, лёгкую симпатию к Артуру и болезненный интерес к творчеству. Такие люди Лиличке были нужны: и работать может, и дура…

— Я бы остановилась на этой кандидатуре, — Лиличка покровительственно улыбнулась мне.

— А я вот пока воздержусь, — ошарашил Рыбка, — Мне всё очень понравилось. Всё очень подходит… Но окончательный свой ответ я сообщу несколько позже…

Рыбка неоднократно признавался потом Артуру, что в тот момент твёрдо решил сам разузнать тайну маски, чтоб эпатировать позже ряженую своей информированностью. Мудрый Артур предвидел и такую развязку. В таком случае мы запланировали рисковать. Раскрывать карты и гнуть свою линию. Мол, теперь понимаете, что непредвзятому взгляду Марина Бесфамильная кажется достойной кандидатурой? Я должна была показать лицо, все — ахнуть, а Артур кинуться на рожон:

— А кто-то божился, что не смешивает личные отношения с бизнесом!!! Да, я врал, но делал это во имя искусства. А красиво мы вас «сделали», да? — всем этим и историей о подобном розыгрыше в кругах великих людей, он должен был подавить любое сопротивление. Увы, мы сбились со сценария… Исключительно по моей вине… Захотелось театральных жестов. Я гордо встала.

— Уверена, что ответите отрицательно, — искренняя трагедия в интонации должна была подтвердиться печатью скорби на лице. — Не будем больше морочить друг другу головы…

И я сняла маску. Напряжённая пауза прервалась Рыбкиным выдохом.

— Ну, знаете ли! — запыхтел он, — Артур, есть разговор! — таким тоном говорят обычно «Артур, к ноге!», но будущий мой арт-директор ничуть не смутился и засеменил за Рыбкой, добродушно смеясь и извергая что-то успокоительное.

Мы с Лиличкой остались одни. Она вдруг прикрыла рот брильянчатой ладонью и принялась ловить смешки.

— Это не я! — понимая нелепость ситуации, проговорила я, — Это — Артур. Я ему изначально говорила, что если ребята против меня настроены, так и соваться не следует…

На лице Лилички отразилась заинтересованность. А я тогда вдруг поняла, почему в кабинете Рыбки задёрнуты шторы и царит полутьма. При таком освещении толстый слой тонального крема незаметен, и вообще неестественность смотрится настоящим шармом. Сейчас Лиличка казалась очень красивой. Это натолкнуло меня на одну идею…

— Вы считаете, что вас изначально не приняли в проект из-за того, что мы настроены против вас? — чёрные брови взметнулись к рваным краям чёлки, Лиличка насторожилась, — А кто вам это сказал?

— Я сама поняла, — по-простецки улыбнулась я, — Вы же застали меня тогда с Артуром наедине… Помните? Я ещё подумала, вы ему кем-то приходитесь и вспылила… Прошу прощения… Послушайте, сейчас, пока мы одни… К чёрту работу, это пусть мужики решают… Скажите, вы ведь знаете, наверное, у меня есть шансы? — всё это я протараторила на одном дыхании и почти с мольбой, — Понимаете, Артур… Такой редкий тип мужчины… Жестокий красавиц… Остатки рыцарского периода.

— Как?! — спустя вечность до Лилички дошёл смысл спрошенного и она, уже не таясь, расхохоталась, — Так ты тут вот с какими целями…

Для дамы, так явно страдающей над своей внешностью, моя наигранная склонность к Артуру была явлением вполне возможным и объяснимым. Все женщины, по её мнению, занимались охотой на мужчин. И ревность в этом случае явление объяснимое и простительное. Поэтому, Лиличка забыла о своей на меня обиде. Окончательно уверовавшись, что я не претендую на капиталы Рыбки, она преисполнилась женской солидарностью. Погоня за хладнокровным Артуром, по её мнению, была занятием бесполезным, но заслуживающим уважения. Лиличка обошла вокруг огромный стол, присела на подлокотник моего кресла и с удовольствием принялась нашептывать всякие непристойности про Артура: «Спит только с проститутками. Сам признался. Говорит: «Во-первых, всё очень профессионально, во-вторых, ничем не мешает в жизни» Женат до сих пор не был. По мне, так это сущее извращение!» Я внимательно слушала, представляла себе это извращение в виде какого-то странного зверька, с удовольствием справляющего названную Лиличкой потребность (конечно же, слово «сущее» моё больное воображение воспринимало, как деепричастие), напрягала все мышцы, чтоб удержать серьёзное выражение лица и мысленно хвалила себя, что столь простым приёмом, как откровенность и обращение за помощью, обратила опасного врага в доброжелателя.

В то же время в коридоре Артур доказывал Рыбке, что наш маскарад был не «омерзительной предательской насмешкой», а красивой и тонкой дружеской шуткой. И что идею с маской придумала действительно я, и что это существенно придаёт мне весу. А если мы и переборщили немного, так ведь всё во благо общего дела. Ведь и тексты, что надо, и «девочка аэродинамическая», и вон, смотри, как они с Лиличкой сдружились… Артур паясничал, Генка постепенно таял, понимая, что во многом относительно меня был не прав и перечитывал тексты ещё раз.