Посмотрим, как Лиличка будет держать себя перед камерой. Посмотрим, как она справится с образом… Посмотрим… Смешно даже, что я так всерьёз завелась.

Снимаю шляпу, Артур, твой выстрел меток. Впрочем, я знаю, чем ответить. Посмотрим ещё, кто кого…

PS. Артур использует меня для наглядности. Я нужна ему, как пример его умения воплощать нереальные идеи.

Марина напряжённо кашлянула. Звезда вздрогнула, вернувшись из забытья. Она совсем забыла, что была здесь не одна.

— У вас такое лицо, будто случилось что… — сказала Марина.

— Всё в порядке, — звезда подумала, что в её ситуации это просто верх глупости — вести откровенные записи. Артур наверняка доберётся до них. — Просто письмо писала. Маме…

Звезда резко захлопнула тетрадь, раздумывая, куда бы её запрятать понадёжней.

— Вообще-то посереди массажа нельзя в воду, но я не могла противоречить, — упрекнула Марина.

— И я не могла, — устало ответила звезда.

— А вот это плохо! С этого всё и начинается! — разоткровенничалась Марина, — Я тоже была доверчивая, покорная, и не умела перечить. И в институт не пошла, когда муж велел дома сидеть, и всех подруг юности растеряла, когда он их счёл слишком провинциальными. И друзей разогнала. Но друзей — правильно. Потому как в то время у меня друзей не было — ухажёры одни. Я тогда как яблочко наливное ходила — крепкая, румяная. А потом, как он другую себе октуда-то выдрал, свалилось на меня страшное познание — оказывается, деньги не из тумбочки берутся, а каким-то неведомым мне образом зарабатываются. А двоих детей, оказывается, не так просто прокормить, даже с учётом алиментов…

«И ты Брут!» — чуть не вслух возмутилась звезда, снова темнея на глазах. — «Да уж, воистину, каждому своё «то самое страшное»… Впрочем, всё в мире единообразно, и Маринина заземлённость ничем не хуже моего завоздушивания. С определённого шага обобщения их даже нельзя будет различить».

Марина, меж тем, продолжала. Исповедь её, оказывается, носила нравоучительный характер.

— Я могла бы, но не сломалась. В скорбь не впала. На адвокатов, чтоб у мужниной родни дачу отсудить, тратиться не стала. Переехала в дом попроще (попроще, да полюбимие, уж очень нынешнюю свою квартиру обожаю), на курсы массажистов пошла, с людьми бурно общаться начала. И только тут поняла, как много теряла из-за своего слепого мужу повиновения. Ни мира не знала, ни счастья… Это я к тому говорю, что больно вы с Артуром Анатольевичем кроткая. Он, мне кажется, давит в вас личность. Женщина, она всегда должна оставаться собой. Как Ахматова. Не позволять слишком на себя влиять. А то потом, не дай боже, случится что-нибудь, останетесь без привычной опоры и пропадёте… Стержня самоуверенности внутри не имея, можно не выдержать …

/Разделились беспощадно мы на женщин и мужчин/. Звезда негодовала. Отчего о наличии стержня внутри женщины судят всегда по отсутствию в её душе мужчины?! Что это за «не позволяй ему слишком много, отдавайся по чуть-чуть». Похоже на руководство по дрессировке обезьян. Звезда тем больше злилась, что понимала применимость собственных обвинений и к себе. С лучезарным, но абсолютно чужим — и с каждой встречей становящимся всё чужее и чужее — мальчиком Пашенькой — звезда вела себя именно так. Потребительски. А ещё было обидно, что умная Марина оказалась такой глупой. Звезда всё ещё чуточку оставалась идеалисткой, и думала, что люди вокруг могут и не иметь прорех и подвохов.

— А тебе сколько лет-то, Марина? — звезда искала повод для оправдания идеалов.

— Мне? Двадцать пять! — охотно ответила массажистка, видя в этом некий шаг клиентки к более панибратским отношениям, — А хлопцам моим одному пять, другому восемь.

— Двадцать пять? — звезда покрутила в голове эту цифру и удивилась. Марина выглядела старше. А может, звезда просто подсознательно не допускала, что есть кто-то, значительно моложе её самой. В любом случае, теперь было ясно, откуда у массажистки такой максимализм. Теперь ей многое снисходительно прощалось.

— А можно вас тоже спросить? Вот мы общаемся, общаемся, а я так до сих пор и не знаю, кто вы… — Марина окончательно решилась, в последний момент затормозила, но всё же выдавила из себя, — Чем занимаетесь? Кто вы?

— Марина. — неожиданно для самой себя призналась звезда, — Марина Бесфамильная. Поэт.

И тут же, громом и молнией, возмущённой сигнализацией, детектором правонарушения у звезды истерично завопил сотовый.

* * *

Выписка из дневника:

Ненавижу! Отчитал унизительно. Самоутверждающейся на первоклашках училкой закатил выговор… Супербосс нашёлся! У нас, между прочим, когда-то планировалось равноправие. Команду собирались делать, а создали детский сад какой-то, со шпионскими играми и лозунгами, типа «арт-директор всегда прав». Этого разговора я ему не прощу! Для того и записываю, чтоб не простить. Буду перечитывать и злиться. Мне сейчас допинг чистой злости — ох как пригодится. Злая — я сильная. Злая — я многое могу, если не всё! Эх, злая я… Злой быть неприятно, но действенно.

Нотации Артур читал самозабвенно, в лучших традициях советской педагогики. Разве что указкой по пальцам не бил. И откуда в одном человеке столько заносчивости? Ведёт себя, как безукоризненный ангел в окружении кусков дерьма. Сам он этот кусок! Даже не извинился, что подслушивал разговор! Грязная, невоспитанная свинья.

— Марина, я всё терпел, — ледяным тоном сообщил он, когда я явилась в номер по телефонному вызову — Терпел и эту странную дружбу с массажисткой, несмотря на твои обещания ни с кем не сходиться на этой вилле…

— Я не давала таких обещаний. Они были нужны тебе, вот ты сам их и придумал, — спокойно скандалила я.

— Потрудись обучиться не перебивать! — резанул в ответ, и продолжил с чувстовм собственного, мать его, достоинства, — Терпел и вечное твоё недовольство проектом…

— О недовольстве этом я предупреждала ещё в первую нашу встречу…

— Терпел и ненормированные твои любовные похождения, от которых во благо проекта ты собиралась отказаться…

— Что за чушь? — фыркнула я, — Ты выдумал, будто я собралась жить по монастырскому уставу, и сам себя в этой выдумке убедил. А теперь возмущён, что я не соответствую твоим фантазиям. По-твоему «похождения» должны выдаваться мне «нормами»? Может, ещё и свечку подержишь? И вообще, в чём дело?

Он сидел за маленьким туалетным столиком и нервно щелкал выключателем светильника. Рябило в глазах и нервировало. Я прикрыла глаза, взобравшись с ногами на постель и представляла, будто всё это происходит не со мной.

— Ты знаешь, что личность Черубины тщательно скрывается?

— Да, — скривилась я, понимая, к чему он клонит. Вдруг ужасно захотелось выпить. Сунула голову под шёлковый подол кровати. Стоит, родимая! С незапамятных времён там у меня обитала початая бутылочка коньячку. Удивительно, что уборщицы её ещё к рукам не прибрали. Артур что-то тараторил сверху.