Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ким, да ты особо-то не переживай. Где ты видел детей, которые все делали бы по воле родителей?
В ответ аптекарь лишь пустил струю дыма.
— Ну, да я это так, к слову. А как закончилось дело с кораблями? — спросил Джон Гукджу.
— Осталось только свернуть все дела. Разве есть еще какой-то выход?
— Хо! Пожалуй.
— Лучше продать уцелевшее судно, — сказал Ким.
— А что так?
— Говорят, что это судно не раз уже терялось в море.
— Это ты про «Чуниль»? Да, пожалуй, оно приносит несчастье, — Джон Гукджу призадумался.
— Думаю продать землю, чтобы рассчитаться с долгами, и продолжить рыбную ловлю.
При этих словах глаза Джон Гукджу засверкали:
— Этому не бывать, Ким! — сказал он, озадаченно потирая шею руками, — неужели так необходимо продавать земли? Тебе что, еще нужны деньги?
— Надо бы позаботиться о семьях пропавших без вести моряков.
— Хо-хо. Какую чушь ты несешь! Они, хоть и потерпели убытки, все равно в выигрыше: ты же им уже заплатил аванс.
— Можно ли смерть людей возместить деньгами?
— Вот еще! Ты слишком мягкотел, разве можно так разбогатеть? Тебе нужно быть жестким и решительным, если, конечно, не хочешь потерять последнее.
— Дело не только в этом. Корабли с острова Джони сильно устарели, да и сети пора уже менять.
— Одним словом, нужны деньги. Но тогда зачем тебе продавать землю? Возьми у меня! Если это тебя не устроит, можешь дать в залог свои рисовые поля. Когда появится прибыль, тогда и возвратишь долги. Но земля — это земля. Это же наследство наших предков, — говоря так, Джон Гукджу втайне надеялся прибрать к своим рукам земельные владения аптекаря.
— Тогда по рукам, — без колебаний ответил Ким.
Лицо Джон Гукджу удовлетворенно просияло.
— А я тут видел старшего сына старика Джунгу, Джонюна, — исподлобья, со смущением и презрением посмотрел на собеседника Ким.
— Хорош, очень даже хорош! Такой твердый парень! — воскликнул Джон Гукджу.
Но поскольку аптекарь не поддержал его и остался безмолвным, Джон Гукджу спросил:
— Ким, а ты не бывал еще в роли свата?
Аптекарь ухмыльнулся. Он никогда в жизни не стал бы сватом Джон Гукджу. А когда Джон Гукджу вздумал подлить масла в огонь, Киму стало неприятно.
— Есть тут кое-кто на выданье, — сказал Ким, — это правда.
— Кто же? Неужели в Тонёне? — удивленно вскрикнул Джон Гукджу: он считал, что его дочь — лучшая невеста во всем городе.
— Нет, в Тэгу. Кажется, молодые сами уже все решили, — вымолвил аптекарь, пересиливая свое отвращение к Джон Гукджу.
— Как это — «сами уже все решили»?! Ты думаешь, что старик Джунгу так просто оставит это дело? — раздраженно произнес Джон Гукджу.
— Делать нечего. Ты сам только что говорил, что дети не обязаны слушаться своих родителей.
— И дом у них на грани разорения, и младшего сына только что из тюрьмы выпустили.
— Да, молодежь всегда такая была и будет.
— Ха! Что правда — то правда. За детьми не усмотришь. Даже наш сын… — выпалил Джон Гукджу, и в какое-то мгновение по его губам пробежала коварная усмешка, — стал первым христианишкой в нашем роду и теперь заявляет, что собирается в Америку… Ну-ну, мы это еще посмотрим!
— В Америку?
— Говорят, что в Сеуле кто-то ему помогает.
— Кто?
— Пастор какой-то, кажется, — с пренебрежением ответил Джон Гукджу и презрительно усмехнулся.
Ёнбин собралась идти в церковь, но тут ее позвал отец.
— Вы меня звали?
— Угу. Виделась ли ты с Хонсопом?
— Еще нет…
— А он приехал из Сеула?
— Кажется, да.
— Он ничего тебе не говорил, что собирается в Америку?
— В Америку? — От удивления глаза Ёнбин округлились.
— Это еще не точно. Но говорят, что какой-то пастор из Сеула пообещал помочь ему. Неужели он тебе ничего не говорил?
— Ничего.
— Странно.
— Это вам отец Хонсопа сказал?
— М-м… Послушай меня, Ёнбин.
— Да, отец.
— Хонсоп — не пара тебе.
Глаза отца и дочери встретились. Погруженные в свои невеселые думы, они некоторое время сидели молча.
Ёнбин вышла из отцовской комнаты и пошла вместе с Ёнок в церковь. Служение уже началось. Сестры вошли в зал и осторожно сели на задних рядах. Но Ёнбин никак не могла совладеть с переполнявшими и мучившими ее душу мыслями. В этот момент она больше была сосредоточена на своих чувствах, чем на Боге. Когда закончилась молитва и началась проповедь, Ёнбин заметила сидящего в переднем ряду Хонсопа. Ёнбин прошлась глазами по его круглому, правильной формы, затылку. Рядом заметила девушку с длинными волосами в бледно-желтом платье. Она выглядела необычно даже для современного тогда Сеула. А рядом с ней сидела женщина средних лет с благородно приподнятыми волосами. Её внешний вид был также необычен и нов для Тонёна.
— Кто бы это мог быть? — Ёнбин даже и не подумала о том, что это какие-то знакомые Хонсопа.
Сразу после проповеди Ёнбин вышла из церкви и под сакурой во дворе стала ждать Хонсопа, но тот долго не появлялся. Ёнбин, опустив глаза, смотрела на носки своих туфель. Ёнок тоже, вслед за сестрой, опустила глаза.
И только тогда, когда двор церкви опустел, послышался чей-то высокий звонкий голос. Ёнбин подняла глаза. Из здания церкви в сопровождении Хонсопа вышли благородного вида женщина средних лет и та самая девушка в бледно-желтом платье. Подозрения Ёнбин оправдались: они пришли в церковь вместе.
— Ёнбин, кто это?
— Не знаю, — ответила Ёнбин, скрывая свое замешательство.
При виде Ёнбин Хонсоп смутился, криво улыбнулся и подошел к ней. В этот момент она поймала на себе взгляд девушки в бледно-желтом платье. Она была недурна собой. Переведя взгляд на женщину средних лет, Ёнбин удивленно вскрикнула:
— Ой! — Хотя Ёнбин и не была лично представлена этой женщине, она встречалась с ней в Сеуле в церкви «Y». Это была диаконисса Ким, жена брата пастора Ана той церкви.
— Вы были на богослужении? — Хонсоп вежливо обратился к Ёнбин. Его глаза выражали страх и смущение. Эта встреча была для него нежелательной.
Ёнбин не ответила ему и только улыбнулась.
— Разрешите представить, — начал Хонсоп и посмотрел на своих спутниц: — это диаконисса …
— Мы часто виделись в церкви. Вы слишком поздно нас представляете, — перебив его, сказала Ёнбин и первая поклонилась. Диаконисса улыбкой почтительно ответила на ее поклон. Улыбка означала, что она знает Ёнбин и хорошо к ней относится.