— Вот именно. Я сделаю все возможное, чтобы жить хорошо. Я еще покажу пример всем беднякам, — еле заметная улыбка появилась на лице Джонюна. В этот момент трудно было понять, шутил он или нет.

— Напыщенный эгоист! Ты не был таким раньше, — потушив сигарету, Тэюн вытянулся на полу во весь рост.

— Я не такой идеалист и реформатор, как ты. Другими словами, я не бросаю слов на ветер и не лицемерю, как ты. Хотя ты и настаиваешь на какой-то идеологии, на самом деле ты очень непоследователен и противоречишь сам себе. Твой идеал — это всего лишь искаженное понятие действительности и самообман. Смешно даже, — хладнокровно отразил пламенную речь брата Джонюн.

— Слабовольные и малодушные всегда так говорят. Ведь легче отрицать все, не имея собственного суждения. Слабакам лучше приспособиться к чему угодно, лишь бы как-то оправдать свои слабости, — не унимался Тэюн. В отличие от уравновешенного Джонюна, Тэюн был горяч и вспыльчив.

— Ты бьешь кулаками по воздуху. Ничего от этого не изменится.

— Кулаками по воздуху? Ничего подобного! Я посвятил свою молодость благу моего народа. Разве можно принимать человека за пустое место? — горячо жестикулируя, возразил Тэюн.

— Человек? Ха! Да что же это такое — человек? Человек — это продукт пустоты. И конец его — пустота, — заявил Джонюн.

— Как твои слова похожи на речь Будды! И это все? Только что ты утверждал, что плоды трудов человека принадлежат ему самому, и говорил, что сделаешь все ради красивой жизни. И что, все это — ради пустоты? В конце-то концов, что ты имел в виду?

— Мне вовсе не интересно спорить с тобой. Единственное хочу тебе сказать: ты слишком возомнил о себе. Советую тебе лучше оставить свои возвышенные идеи и подвиги ради идеологии героям, о которых ты все время говоришь. Ты заболел какой-то навязчивой идеей, осуществление которой не в твоих силах. Все твои усилия — не поступательный прогресс, а стремительный регресс. Доказательством тому было твое заключение. Объясни мне, что же тебе все-таки было надо? Смог ли ты помочь хоть кому-нибудь своей болтовней? Принесла ли она хоть малейшую пользу независимости нашей страны? Ну, побили тебя, ну, устроил ты нам всем переполох, а дальше что? Японские оккупанты даже и усом не повели, — поучал Джонюн, продолжая звонко подстригать ногти.

— Кто будет предполагать, что из семени вырастет не то, что было посеяно? Все знают точно, что вырастет именно то, что посеяли. Но в действительности не всегда так бывает. Если ты сеешь неизвестно что, то и ожидать следует непонятно чего.

— Ты привел неплохой пример про семена. Вот и будь верен какому-то определенному делу, а не тому, на что лишь напрасно растрачиваешь силы.

Тэюн, задыхаясь от возмущения, вскочил со своего места:

— У тебя нет ни страсти, ни капли амбиций! Копия — Хонсоп!

— Хонсоп? А, ну да. Тот самый, дружок Ёнбин?

Этого Тэюн не смог вынести, он взорвался:

— Ты же у нас ученый! Вовсе не из числа пустословов, как я. Так почему же ты не знаешь, что истина рождается из гипотезы? — Тэюн хотел сказать, что истина открывается в процессе сомнения, но вместо этого произнес «гипотеза». — Я не собираюсь бесконечно докапываться до истины, а хочу лично внести свой вклад в преобразование действительности, уже сейчас, во благо нашего многострадального народа. Для самого себя. Разве это не свобода?

— Возможно ли это без длительного поиска и изучения проблемы? Как можно достичь цели, даже не начав своего пути?

— Я согласен с твоими возражениями, не все обязательно должны быть мудрецами и философами, но все как один обязаны быть истинными патриотами своей страны!

— Не говорил ли я тебе, что ты стоишь на грани величия? Не много ли ты возомнил о себе? — не без иронии сдерживал запальчивую речь Тэюна старший брат.

— Ты нарочно недооцениваешь и принижаешь то, что я делаю, чтобы нейтрализовать мою волю. Но все равно меня никто не остановит. Я буду продолжать борьбу и, следовательно, буду сталкиваться с препятствиями. Если бы все люди жили такой бездейственной жизнью, как ты, все бы давно уже умерли. Не было бы истории.

— А чем тебе это не нравится? История — это всего лишь записи, пахнущие плесенью. Где бы и в каких бы условиях ни жил человек, он всегда будет заботиться о своем выживании.

— Ты так говоришь, как будто тебя ничто не касается, как будто тебе безразлична судьба твоей страны и твоего народа. Так говорят трусы. Я с тобой согласен, что история в один прекрасный день закончится, но когда-нибудь она возобновится снова. Точно так же, как люди: одни умирают, другие рождаются…

— То, что повторяется, ничего не стоит.

— Не повтор, а эволюция! — настаивал Тэюн.

— Это ты про общественный порядок? — Джонюн цинично усмехнулся ему в ответ. — Общественный порядок — это вещь непостоянная. Мы не можем контролировать природные процессы. Человек живет один и умирает один. Эта его индивидуальность иногда противостоит природе, иногда разбивается об нее. Все эти социальные реформы нужны вовсе не для истории и коллектива, а для индивидуума и его личной жизни.

— Как бы не так! Корею поглотила не какая-то определенная личность, а целая японская империя! — закричал что есть силы Тэюн.

— Ты мне хочешь навязать любовь к родине? — холодно посмотрел на своего младшего брата Джонюн. — Сильный поглощает слабого — это закон природы и одновременно закон общества. В этом мире такого размытого понятия, как патриотизм, больше нет. Это всего лишь романтизм и неосознанное лицемерие.

— Брат, да ты предатель! Предатель, оправдывающий японскую оккупацию! — давая волю своим чувствам, прокричал Тэюн.

— Ты хорошо сказал, но это не совсем так. Народная воля еще никогда не побеждала. Побеждала только сила. Неужели ты думаешь, что у картагорцев и ганнибалов не хватило патриотизма, поэтому они погибли? Неужели ты думаешь, что Британская империя создала свои колонии ради торжества справедливости? В любой ситуации люди сражаются не во имя какой бы то ни было идеи или патриотизма, а ради своей банальной жажды наживы и обогащения. Патриотизм и история нужны им для того, чтобы сделать себя героями в этой истории. Об одном я прошу тебя — никогда не ешь риса после того, как попьешь чая. Будь последователен и думай головой, а не сердцем. Не хочу больше вытаскивать тебя из подобных переделок. Будь осторожен.

Тэюн, окончательно раздраженный от словесных баталий с братом, сорвался с места и стремительно вышел из комнаты.

— Великий космополит… — глядя в потолок, все также хладнокровно проворчал Джонюн.

Направляясь в Ёсу, корабль достиг конца мола, издал свой прощальный гудок и покинул пределы гавани. Но как только он вышел в Корейский залив, мощные волны стали биться о борт. У самого устья реки Намдонган волнение было еще сильнее. Пассажиры разошлись по каютам. Маленькие дети начали плакать, некоторых женщин начало тошнить. Хотя стояла ясная погода, из-за ветра море было неспокойно. Словно изумрудные бусинки, морские брызги, сверкая, разлетались в разные стороны и пропадали в морской пучине. Облокотясь о перила, Ёнбин стояла на палубе и наблюдала, как корабль уверенным ходом рассекал высокие волны. Бледное лицо и трепещущие на ветру волосы еще больше подчеркивали ее волнение и беспокойство.