Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Домик Клэр был наполовину скрыт за деревьями, но Гейб без труда его нашел, потому что рядом судачили несколько пожилых женщин.
– Так неожиданно, – услышал он. – На ровном месте! Еще вчера была здорова.
– Возраст такой, – изрекла высокая седая старуха, и остальные закивали.
Приблизившись, Гейб вежливо спросил:
– Скажите, Джонас там?
Одна из женщин кивнула и тут же обратилась к товарке:
– Кстати, странно: зачем ей понадобился Джонас? Я даже не знала, что они знакомы…
Старухи тут же потеряли всякий интерес к Гейбу, и он пошел к двери. Постучав и не получив ответа, он дернул за ручку. Дверь открылась.
Внутри царил полумрак. После ночного дождя сиял ясный день, но окна в домике были занавешены. Пахло прелыми фруктами, старостью, сушеными травами и пылью.
В гостиной сидел задумчивый Травник.
– А где Джонас? – спросил Гейб.
– Я здесь! – послышался голос из спальни. – Иди к нам.
Джонас сидел у кровати, на которой лежала та самая старуха, что приходила посмотреть, как Гейб строит свою лодку. Гейб не понимал, почему она вдруг оказалась важнее разговора про Торговца.
– Мы не договорили вчера, – напомнил Гейб, заходя в спальню. – И мне тоже есть что тебе…
– Тсс, – перебил Джонас.
Глаза постепенно привыкли к полумраку, и Гейб смог лучше разглядеть и Джонаса, и Клэр. Ее глаза были открыты; худые пальцы перебирали ткань одеяла. Джонас склонился к ней очень близко, прислушиваясь. Пересохшие старческие губы что-то еле заметно шептали. Джонас кивал. Гейб расслышал только два слова:
– Расскажи ему.
– Прости, мне что-то не верится.
Они сидели на скамье позади библиотеки – той же самой, где Джонас недавно разговаривал с Клэр. Гейб качал головой. Устало потерев лицо руками, Джонас сказал:
– Вчера я то же самое подумал: старушка спятила или просто фантазерка.
Гейбу хотелось вскочить и убежать. Быть где угодно, только не здесь. Рыбачить с Натаном. Заново строить лодку. Заново ее утопить. Делать что угодно, только не слышать, как человек, который всегда был для него важен, бредит как сумасшедший. То говорит, что нужно кого-то убить, то несет что-то про украденную молодость…
Он повернулся к Джонасу и постарался говорить спокойно:
– Знаешь… Мне кажется, ты слишком много работаешь. И слишком много читаешь. Тебе бы почаще гулять вдоль реки. Она успокаивает…
– Гейб, послушай меня! – перебил Джонас, повышая голос, потому что его начало накрывать отчаянье. – У нас мало времени. Клэр не выдумывает. Ты был слишком мал, когда мы сбежали, поэтому все это звучит небылицей, но я многое помню. Помню вещи, которые нельзя придумать, если ты не жил в коммуне. И Клэр я тоже помню. Она работала в рыбном Инкубатории, но приходила помогать в Воспитательный Центр, хотя это было против правил. Она приходила, потому что там был ты, Гейб. Она твоя мать. Там это называлось – Роженица. Эти девушки вынашивали и рожали младенцев, которых у них затем навсегда отбирали. Никто из них не знал, где их дети, но Клэр умудрилась тебя найти. И там, и теперь здесь.
Гейб наклонился, снял с ноги сандалию и вытряхнул камушек, коловший палец.
Посмотрел на птицу, порхавшую в кроне ближайшего дерева. Разглядел, что она держит в клюве веточку.
Изучил царапину на руке.
Зевнул, потянулся.
Расстегнул и застегнул воротничок рубашки.
Джонас наблюдал, как тот мается.
– Знаешь, – произнес он, наконец, – я не помню коммуну, но помню, что какая-то женщина меня любила. И детали совпадают. Поэтому, конечно, все это звучит как правда…
– Это правда, Гейб.
– Джонас, но как какой-то человек может отбирать у других людей молодость?! Или часть души, как ты вчера рассказывал?
Джонас задумчиво посмотрел на тропинку, пересекавшую большую зеленую лужайку. По ней неспешно шел Ментор. К удивлению Гейба, Джонас его окликнул и помахал рукой, а потом поднялся и жестом предложил Гейбу подойти к нему.
Учитель, остановившийся на оклик, ждал их. Это был сутулый бородатый мужчина, почти старик, но с молодым и пронзительным взглядом. Гейбу он всегда нравился.
– Доброе утро, – улыбнулся Ментор. – Как ваши дела?
– Пытаюсь рассказать Гейбу про Торговца, – произнес Джонас. – Но он не верит мне.
– Зачем о нем рассказывать? – поморщился Ментор. – Этот кошмар в прошлом.
– Боюсь, что нет, – сказал Джонас. – Я потом объясню. Сейчас мне важно доказать Гейбу, что это не выдумки.
– О нет, это, к сожалению, не выдумки, – вздохнул учитель. – Мне ли не знать.
– Расскажете свою историю? – попросил Джонас.
Ментор нахмурился и взглянул на него, как бы спрашивая, действительно ли это важно. Джонас кивнул.
– Не люблю я про это вспоминать, ну да ладно. Ты был еще маленьким хулиганом, Гейб. На Торжище детей не пускали, но дети тоже о нем слышали.
– Мы знали, что там происходит что-то загадочное, – кивнул Гейб. – И знали, что там собирается чуть ли не вся Деревня.
– Да, – вздохнул Ментор. – Одних манила эта «загадочность», а других развлекало смотреть, как первые выставляют себя дураками. Я стал одним из дураков. А дело было так. Незадолго до Торжища я овдовел. Со мной жила дочь, но я знал, что она вот-вот выскочит замуж и оставит меня одного. Я боялся одиночества. Меня снедала глупая жалость к себе. А еще мне нравилась одна женщина, тоже вдова. Словом, на Торжище я решился заключить сделку.
– Вы хотели жениться на вдове через сделку с Торговцем? – не понял Гейб.
Учитель горько засмеялся:
– Вроде того. Захотел стать моложе и привлекательнее, чтобы та вдова в меня влюбилась. Подошел к Торговцу…
– Но ведь он просто шарлатан?
– Нет, Гейб, – произнес учитель, и взгляд у него был такой серьезный, что Гейбу стало не по себе. – Он не шарлатан, он воплощенное зло.
– Ладно, – медленно протянул Гейб, – и что же он попросил взамен?
– Его условия были расплывчаты. Он хитер и просит что-то, что тебе кажется несущественным. Я просто не вникал в суть, как и остальные не вникали. Но сводилось все к тому, что я должен заплатить честью.
– И вы согласились?
– Я же сказал, что был дураком.
– Но вас же все уважают, – заметил Гейб. – И что-то вы не помолодели. Значит, сделка не состоялась? Или «воплощенному злу» не под силу такие вещи?
– О, сделка, увы, состоялась. Я тогда стал выше, краше, и у меня исчезла лысина. Исчезло пятно, из-за которого вы меня дразнили, помнишь? – учитель дотронулся до своей щеки, на которой пламенело огромное родимое пятно.