— Это тебе, — отдал он ей цветы.

— Спасибо… Ах, Вадик, ты не представляешь, как мне тебя не хватало!.. Столько событий, и не с кем поделиться, посоветоваться!

— Да? И какие же у вас события, сударыня? — игриво уточнил Паперный.

Рост у моей мамы отнюдь не мелкий — метр семьдесят, но рядом с Паперным она казалась лилипуткой. Своей спиной он целиком спрятал ее от нас со Стасом, оставалось лишь предполагать, чем они занимаются — целуются, как тогда, во дворе, или просто поедают друг друга глазами. В мамином голосе звучало смущение.

— Я себе новые туфли купила. Оказывается, это настолько сложно — отыскать приличные туфли! Целая проблема…

— Что ты говоришь?! — притворно удивился он и склонился, рассматривая ее ножки. — Потрясающие туфли, тебе повезло!

— Да туфли, собственно, ни при чем… Я совсем закрутилась на работе, кажется, слишком много на себя взяла, а тут еще мама решила выйти замуж!

— Как, и мама тоже? — Было заметно, что Паперный совсем сомлел от удовольствия, настолько ему нравилась Софья Померанцева.

— Тоже? А кто еще?

— Милая моя, у тебя дочь — невеста. Да и сама ты на выданье. Три невесты на одну семью — это нечто!.. Сонечка, должен тебе заметить, что ты невероятно, просто до неприличия похорошела…

— Ах, перестань, пожалуйста, потешаться надо мной!

В коридор выползли все пациенты отделения, способные передвигаться. За исключением разве что Светки с ее Эдиком. Это был явный перебор со степенью публичности. Я закричала:

— Мамочка, Вадим Георгиевич, мы здесь! — И замахала рукой. Только таким образом и удалось привлечь к себе их внимание.

— А что вы здесь делаете? — растерялась моя Софья Николаевна.

— Сидим, на вас любуемся, — пояснил Стасик, вставая, чтобы пожать Паперному руку.

Мама, обняв меня, умилилась:

— Риточка, ты уже ходишь!

— Позвольте вашу лапку. — Вадим Георгиевич погладил мою руку и приложился к ней губами. — Маргарита, ты тоже поразительно расцвела!

— Да? Вы так считаете? А моя соседка по палате сравнила меня и Стасика с лисой Алисой и котом Базилио. — Я колупнула ногтем гипсовое ярмо на шее.

— Ну это она от зависти!

Так, с шутками и прибаутками, мы двинули в палату.

…Что можно сказать про тот вечер, кроме того, что он получился милым, почти домашним.

Светик покоилась на коленях у Эдуарда, который, покачивая ее, рассказывал про Дублин с его пабами и замшелыми от не просыхающей сырости булыжными мостовыми. Стасик, как верный пес сидевший у меня в ногах, на кровати, отпускал остроты типа: Дублин — подходящее место, чтобы дать дуба. И даже напел сочиненную на ходу нескладушку в стиле соул:

Мой друг поехал в Дублин, та-да-та-да-да…

Не взяв с собой дубленку, е-е-е-е-е!

И в Дублине дал дуба. Па-да-бу-ду-ба-да…

Дал дуба-а-а, как жаль…

Рудницкий пел, раскачиваясь, прикрыв глаза, всецело отдавшись ломкому ритму, тягучей мелодии, а я не верила своему счастью — какой он у меня клевый.

— Да ты, брат, талантище! — хлопнул Стаса по плечу Эдик. — И хотя текст по понятным причинам мне не шибко нравится, предлагаю тебе считать меня своим другом.

— Заметано, — ответно хлопнул его по плечу Стас.

— Когда-нибудь и я наверняка буду хвалиться знакомством со столь выдающимся музыкантом, как Станислав Рудницкий, — благодушно острил Паперный. — Эх, жаль, фотоаппарата под рукой нет, а то бы хоть запечатлелись в обнимку, на память…

— Да чего там? Чай, не последний раз видимся, — в тон ему отшучивался Стасик. — Я вас обязательно приглашу, когда буду выступать с сольником.

Мама заставляла всех пить полезную минералку из Красноозерской скважины и исподволь любовалась своими модельными туфельками. Ее несложно понять — впервые за сорок лет разорилась на фирменную обувь! А не на китайское фуфло… Лина Мирошник бы в подобном случае сказала, что это дико дорого, но Пьер Карден веников не вяжет. Ой, нет, лучше о ней не вспоминать, не поминать дьявола ближе к ночи!..

— Скоро нам с Риткой придут делать уколы, — заключила Света, глянув на наручные часы Эдуарда.

— Да, пора и честь знать. — Вадим Георгиевич встал, но, прежде чем попрощаться, спросил: — Ребята, как вы смотрите на мое приглашение посетить Кипр? Понимаете, у меня там дом пустует… Выручайте! Поезжайте, а?

— А чего нам, кабанам? Сгоняем! Только нам с Ритой сначала нужно съездить в Абакан, — ответил Стас.

Мама насторожилась:

— Зачем в Абакан? И с какой стати ехать на Кипр? Что за выдумки?

— Сонь, ребятам будет полезно оттянуться на море — плавание снимает нагрузку с позвоночника, укрепляет костную систему, — просветил ее хозяин пустующего дома.

А Стасик добавил, что в Абакане живут его родители, которые имеют право познакомиться с любимой девушкой своего сына.

— Погодите, по-моему, вы забегаете вперед, — возразила мама. — Риточке сначала необходимо восстановиться, а уже после… путешествовать.

— Сонечка, свадебное путешествие еще никому не повредило!

— Но о свадьбе пока речи не было!

— Как же не было? Я считал, что это само собой разумеется, — встрепенулся Стас. — Вы хотите, чтобы я… официально…

— Ничего я не хочу, — вскинула подбородок мама.

— Нет, я могу официально!.. Софья Николаевна, отпустите Риту за меня замуж!.. Извиняйте, на колени встать пока не могу.

Неумелое сватовство Стасика вызвало всеобщий одобрительный смех. У меня вообще от смеха слезы выступили… Вадим Георгиевич заверил, что окажет содействие во Дворце бракосочетаний. Директор — его хорошая знакомая — примет заявление без присутствия невесты и назначит день, который мы сочтем наиболее удобным.

— Не понимаю, к чему подобная спешка? — опять засомневалась мама.

— Софья Николаевна, вам не угодишь, — помрачнел Стас.

— Вот вырастишь дочь, я на тебя посмотрю… — Она закусила губу, устремив глаза вверх.

— Мам, но я сама хочу как можно скорее выйти за него замуж, — призналась я.

Благодаря Паперному нам все-таки удалось прийти к общему знаменателю: решили, что мы оформим брак сразу после моего вызволения из больницы. И родители Стаса сами приедут на свадьбу, потому что мне нескольких перелетов не выдержать. А потом мы улетим на Кипр… Yes! Мой сон сбылся!

…Мы со Светиком и не заметили, как нам вкололи инъекции, — лежали и не охали. В сквере, окружавшем больницу, зажглись фонари, а свет в палате мы включать не стали. Лежали в полумраке и вздыхали. Не выдержав, я схватила мобильник и позвонила Петренко:

— Окса, киса, ты знаешь… Кажется, я замуж выхожу!