Мы засыпали Лайна мелким бежевым песком, сгребли над ним холмик, который вскоре обязательно разметало бы ветром, и сели рядом, глядя на догорающий приемный пункт Кремани.

– А теперь работа над ошибками, – сказал Квоттербек. – По пунктам. Первое: если хочешь оглушить противника, бей не по ногам, а по голове. Второе: выполнять чужие правила – глупость. Идти на поводу у тех, о ком не знаешь ничего и ничего не знаешь об их настоящих целях, – идиотизм крайней степени. Если ты не можешь этого понять, то…

Возникло странное ощущение, что не Кремань причина его рассуждений. Слишком гладко и уверенно ложились эти слова, словно сотни раз обдуманные.

– Если ты не можешь этого понять, то закончишь вот так, – и он кивнул на холмик, а потом устало потер ладонью нахмуренный лоб. – Я спрашивал тебя недавно – что ты знаешь кроме правил? Что ты знаешь, Раннинг?

– Не знаю, – ответил я, разглядывая влажный ожог с густо налипшим на него песком. – А при чем тут бить… противника по голове?

– При том, что вместо того, чтобы метаться по подворотням, нужно было искать центр.

– Дворец, – догадался я.

– Пять баллов за догадку, труп за опоздание.

– Лайнмен тоже не догадался.

– Он хотя бы на месте пытался сидеть и ждать. Это ты… все бегаешь. – Неожиданно его взгляд смягчился, а губы перестали напоминать шрам. – Правда, хорошо бегаешь.

Внутренне я согревался и успокаивался. Обжигающий напиток из мятых фляжек не шел ни в какое с этим чувством сравнение. Квоттербек не клял меня за уйму ошибок, не винил в смерти Лайна, не упоминал Эб.

Я точно знал – все взято на заметку и обдумано, не спущено с рук, но и не стало оружием для проявления превосходства.

– Зачем на улицах стрелял? – спросил Квоттербек как раз тогда, когда я пришел к мысли, что этот вопрос будет замят.

– Мне казалось, что они все виноваты.

– В чем?

Я молчал.

Квоттербек посмотрел на догорающие развалины, потом на песчаный холмик.

– Я забыл. Ты же у нас комиссионный экземпляр.

Обожгло. Это была моя душа, моя тайна, и я очень надеялся, что Квоттербек никогда не заговорит об этом вслух.

Квоттербек нагнулся, взял какой-то прутик и начертил на песке круг – широкий, а в нем – поуже.

– Что тебе на Комиссии сказали?

– Ничего. Просили рисовать и отвечать на вопросы. Потом долго кричали и ругались – эмоционально нестабильный, оплошность, брак… И отпустили. Я вернулся назад и подал заявку на Матч.

– Вопросы задавали, – повторил Квоттербек. – Посмотрели бы они на тебя сейчас.

Я чувствовал, что он нарочно отдаляет меня от себя – упоминанием об унизительной Комиссии, от которой остались самые плохие воспоминания. Были в том круглом зале несколько человек, которые доказывали что-то, мне совершенно недоступное, но ясно было – если они убедят остальных, Матчи прекратятся. Они долго бурлили и лопотали, но в итоге согласились нехотя, что я попросту немного недоработан и Матчам быть.

Событие в моей короткой жизни было из ряда вон выходящее, и я часто возвращался к нему в воспоминаниях.

На первой линии Квоттербек подробностей выпытывать не стал, но почему-то вернулся к этому сейчас.

– Ладно, – сказал Квоттербек, поднялся и выбросил прутик. – Пойдем во Дворец, пока там опять все кнопки не поотлетали. Я уже замучился этих ловить, – и он кивнул на «Короля», который бродил по берегу с видом пляжного отдыхающего.

Андрею очень хотелось взять очередной тайм-аут, но Раннинг, вернувшись к воспоминаниям о Квоттербеке, пришел в стабильное состояние и рассказывал плавно, не прерываясь на свои обычные ремарки. Нужно было бы спросить – в каком году его водили на Комиссию по пересмотру Основного Правила, но вряд ли он вспомнил бы подробности неприятного, с его точки зрения, процесса.

– Здесь живут боги, – вспомнил я рассказы Зеры, очутившись в прохладном, с желтоватой лепниной на потолке зале изрядно обветшалого Дворца.

Сюда мы добрались без приключений. Люди попадались, но какие-то ошарашенные, с вполне вменяемым блеском в глазах. Было ощущение, что они все очнулись и никак не могут понять, где находятся, но вот-вот вспомнят, куда топать, чтобы попасть домой.

Расстреливать их мне больше в голову не приходило. Рядом был Квоттербек, и он заменял мне целую команду, а значит, эмоциональный изъян успокоился и умолк.

– Здесь живет хлам, – отозвался Квоттербек и показал на ободранные бархатные кресла, громоздившиеся перед страшноватого вида панелями с синими и красными кнопками, на которых красовались стрелочки и спиральки.

– Попробуй, – сказал Квоттербек, и я сел в кресло, предназначенное явно не для существ с центром тяжести, расположенным пониже спины.

Тускло загорелся экран с жутким изображением в дробящихся пикселях.

– Узнаешь?

Я присмотрелся. Башни.

– Здесь я тебя первый раз перехватил и развернул на сто восемьдесят.

– А как?

Квоттербек наклонился через мое плечо и с силой нажал несколько кнопок. Картинка сдвинулась и поплыла – тошнотно медленно.

– Они управляются несколькими алгоритмами, – пояснил Квоттербек. – Взломать алгоритмы я не смог… то же самое, что пытаться рельсу об колено сломать. Слишком примитивно. А вот внести коррективы удавалось.

– Ты отдал Лайну «Иглу», – догадался я.

– Да. И повел «Королей» за тобой под перемычку.

– Но они же потом разбежались!

– Ага, – сказал Квоттербек. – Ты не поверишь… но кнопки западают. А еще у этих болванок в памяти всего пять фраз. Иногда выдаются рандомом.

В исполнение желаний Квоттербек не поверил. Я добросовестно пересказал ему всю историю Зеры-Эбы, впрочем, умолчав об источнике, и дополнил версией Лайнмена про симбиоз разных разумных видов.

Он выслушал, но как-то без интереса, а потом сказал:

– Дело не в богах, Раннинг. Дело в том, что мы верим в то, что нам обещают.

– Плевать тогда на желания, – возразил я. – Но победа в Матче – это реальность.

Квоттербек поднял голову и посмотрел на меня холодными спокойными глазами.

– Если бы Кремань не глушила все сигналы и если бы рядом было Солнце, – ответил он, – я бы первый тебя заткнул. Но пока мы здесь – Раннинг, Аттам тебя упакуй, подумай наконец, – что ты знаешь кроме правил?

Он не мог быть со мной откровенным до конца. Он был осторожен и мало что проговаривал вслух, но сказанного мне хватало, чтобы начинать переживать за его квалификацию. Мне казалось, что Квоттербек теряет хватку, что Кремань подкосила его. Страх за будущее нашего Матча не позволял мне задуматься над его вопросами. Я думал только о том, как вернуть Квоттербека, который не так давно сломал Тайтэнду нос за небрежно сказанное слово.