Конечно, к настоящему моменту опыта у Татьяны накопилось — дай Бог всякой! А вот не клюнул Бакшинскас. Ну что же ему все-таки надо? Что?!

Татьяна отошла от зеркала, села в кресло. Закурить, что ли? Нет, курящих он не любит. Да она и некурящая. Так, иногда, для завязывания знакомства.

Да, не забыть, когда зазвонит телефон, магнитофон сначала включить — и погромче, чтобы слышно было, что не просто музыка, а «Я позвонил, чтобы сказать: люблю».

Нет, все-таки надо помыть посуду. Татьяна отправилась на кухню. Она мыла чашки-ложки не слишком старательно, вся обратившись в слух и ожидание, готовая бежать к телефону, как только он подаст голос.

— Да не к телефону, а к магнитофону! — спохватилась Татьяна.

И тут же сокрушенно покачала головой: забудет, как пить дать забудет. Господи, ну как же сосредоточиться?

— Все, спокойно, — сказала она себе вслух. — Маг-ни-то-фон. Поняла? Иначе все испортишь. Поняла меня?

Но телефон зазвонил совсем не в тот из моментов, когда Татьяна была готова рвануться к нему, или нет, сначала — к магнитофону. Звонок раздался совсем-совсем неожиданно, когда она все-таки не на шутку увлеклась мытьем: чашечку вдруг захотелось содой почистить. Чашка вылетела из рук, но не разбилась. Через две секунды мокрая Татьянина рука уже лежала на телефонной трубке. Балда! Магнитофон! Бегом в комнату — пока только второй звонок, это нормально, но до третьего надо успеть.

Есть контакт! Вот только теперь можно взять трубку. И немного лениво и небрежно:

— Але…

— Танюша, привет!

Господи, кто это?! А это был Саша, Ларискин муж. «Давно клинья подбивает», — неприязненно подумала Татьяна. Сказала же она ему еще года два назад: «Я с мужьями подруг не сплю!» Нет, звонит.

— Чего тебе, Саш?

— Скучаешь, Танюшка?

— Нет. Не скучаю, — почти спокойно ответила Татьяна, думая, как бы было хорошо послать его куда подальше. Но нельзя. Что-нибудь приколотить, кран починить — всегда приходит. Вместе с Лариской, конечно.

— У тебя там все в порядке? А то, может, лампочка какая отвинтилась? Так я мигом.

— Когда отвинтится, я вас с Ларисой на ужин позову, ты знаешь.

— А без Ларисы?

— А без Ларисы — это не ко мне.

— Да ладно, я пошутил.

Ага, пошутил, как же. Знаем мы вас, шутников. Только свистни. Тут же прибежите. И убежите также быстро. К жене и к детям.

А Илгонис, между прочим, свободен. Разведен или не женился — не говорит. Свободен — и все. Татьяна верит. Другому бы никогда не поверила, а ему верит. Свободен, а вот не набивается к Татьяне в гости, как все эти кобели. Почему? Чем она ему не угодила в прошлый раз, спрашивается? Чем?!

— Тань, ты меня слышишь?

— Слышу.

«Я-то слышу, — думала Татьяна, — а вот Лариска бы твоя послушала». А то: мой Саша, мой Саша. Такой же, как все, твой Саша. Сама-то Лариска не промах, а про мужика своего думает, что он у нее ангел во плоти. Вот рассказать ей как-нибудь… Не поверит. Скажет: «Это ты от зависти, что у меня и муж, и любовник». Да, не поверит. А чего не верить? Знает ведь, что на Татьяну все западают. Твой-то из другого теста, что ли?

— Тань, что-то ты молчаливая такая? Расскажи что-нибудь.

Вот привязался. А если сейчас Бакшинскас позвонит? А у нее занято и занято. Все, хватит!

— Саш, ты извини, я не могу долго разговаривать.

— А-а, — многозначительно протянул Ларискин муж.

«Бэ», — сказала про себя Татьяна, а вслух скороговоркой протараторила:

— Пока, пока, пока. Лариске привет!

Положив трубку и вздохнув с облегчением, Татьяна подумала, как здорово она подколола Сашу с приветом для жены. Ничего, полезно. А то ишь, раздухарился. Да и не нравится он Татьяне нисколько. Так, пустомеля. Вот Бакшинскас! У того — каждое слово на вес золота. Вчера, когда она спросила, почему он все-таки звонит ей, он сказал:

— А ты разве не понимаешь, Танечка?

И все. Замолчал. И Татьяне, чтоб заполнить паузу, пришлось собирать все подряд: про службу, про погоду. Ну не знала она, что можно придумать в ответ на его вопрос. Ну хорошо, сказала бы: не понимаю. И что, он объяснился бы в любви? Да как же! Ждите! Но ведь именно это должно подразумеваться — разве не так? Звонит, потому что хочет слышать. Звонит, потому что любит. Звонит, потому что…

Ну вот, Уандер все уже спел. Надо перемотать назад. И сидеть рядом с магнитофоном, а не носиться как угорелая. А то вон какая запыхавшаяся с Ларискиным Сашей разговаривала.

Не хотелось бы, чтобы Лариска узнала, как Саша ее на Татьяну облизывается. Не дай Бог. Не хочется терять подругу. Она ведь одна и осталась. Были другие, раньше. Но… Те, кто замужем, потихоньку откололись, потому что боятся за своих мужей. А незамужние не выдерживают конкуренции с ней. Вот и отсеялись все.

Была до Лариски хорошая подруга — Наташа. Очень хорошая, они со школы еще дружили. Но после школы Наташа уехала учиться в Ленинград, вышла там замуж и сюда к родителям приезжает редко. Но в каждый ее приезд они, конечно, виделись. И Татьяна у нее в Ленинграде сто раз была. А года два назад, когда Наташа приехала на недельку, засиделись они как-то у Татьяны. Выпили, конечно. И сказала лучшая подруга в ответ на горькие Татьянины слезы: «Хочешь правду? На таких, как ты, не женятся. Понимаешь?» Вот такая банальная фраза прозвучала. В этот момент дружба и закончилась. Навсегда. Татьяна неделю ревела. И все думала: на каких — «таких»? Чем она хуже всех? Чем? Ну были у нее, конечно, мужики. И что теперь? Да из нее, может, такая жена получится, что вам всем и не снилось! Она ведь хозяйственная. И шьет, и вяжет. А готовит как? Наташа так готовит? Или Лариска? Котлет готовых купят или пельменей — и травят этим своих мужиков. Да разве бы она так мужа кормила? А ребеночку сколько бы нашила да навязала! На таких не женятся… Да что она, проститутка какая? Жены эти офицерские заколебали, пальцем тычут. Да не нужны мне ваши мужики, кобели трусливые. Подавитесь вы ими!

Татьяна плакала долго. Успокаивалась — и начинала снова. Всю свою жизнь перебрала. И все никак не могла понять, почему она такая несчастливая. Вот уж правду говорят, не родись красивой…

Все только хотят. А любить боятся.

— Господи, ну почему так все плохо? — причитала Татьяна уже вслух. — Почему?

Устав плакать, устав ждать звонка, Татьяна подошла к телефону и отключила его. Все! Хватит!

Она свято верила, что сейчас ляжет и уснет. Но уже через десять минут поняла, что это совершенно невозможно. Подключив телефон, Татьяна набрала номер части Бакшинскаса. Он должен был дежурить.

— Это я.

— Танечка. У меня не было возможности позвонить раньше. Только сейчас один остался. Сижу и думаю. Звонить или нет. Поздно уже. Почему ты молчишь?