лгала?

Не хочу ничего. Ни к чему не стремлюсь.

Что останется мне, если все же очнусь?

Одиночество? Пусть. Просветление?

Жду!

Но…

Отпустите меня. Я должна. Я уйду.

Буду тихо брести на закат бытия.

И молиться за вас. И молить за себя.

* * *

Снег на зеленых листьях.

Сколько еще им осталось?

Снимет мою усталость

Рябина, задевшая кистью.

Усталость прошедшего лета,

Усталость осенней печали…

Тебя у меня отняли.

Или приснилось мне это?

Приснилось, что был ты рядом.

Море, солнце и сосны.

То насмешливо-грозно,

То нежно лаская взглядом,

Смотришь. И нет милее

Мне ничего на свете.

Море, ласковый ветер,

Солнечная аллея…

Было? Да нет. Приснилось.

А наяву — все то же,

Сметают лужи с дорожек.

Осень. Усталость. Сырость.

Ты то, от чего отказаться нет сил.

Нет сил. И нет слов, чтоб об этом сказать.

Я не поверю, что ты разлюбил.

Я не желаю об этом знать.

А если и так, то пусть говорят.

Только не мне и не сейчас.

Твой уплывает из памяти взгляд,

Как уходящий в море баркас,

Как сон, который не вспомнить никак,

Как акварели размытый след,

Как ритм неясный в забытых стихах…

Нет для меня тебя больше. Нет.

* * *

Это было уже. Мелкий серенький дождь.

На исходе — короткое лето.

Нос приплюснут к стеклу — только ты

не идешь,

Ты опять задержался где-то.

Задержался на час, и на день, и на год.

Я кричала — не отозвался.

Я стою у окна, дождь идет и идет.

Ты на целую жизнь задержался.

* * *

И не знаешь пока, что ты — для меня.

Что глаза твои, руки твои — мои.

И, меня совсем еще не любя,

Ты ко мне отмеряешь свои шаги.

Ты захочешь свернуть — а придешь

сюда,

Чтоб увидеть меня и быстро уйти.

А я просто знаю, что это — судьба,

Что ты должен был встать на моем пути.

Но не смею с тобой задержаться я. Нет.

Обойду. Пробегу. Миную тебя.

Пусть горит в окошке твоем свет.

Жаль, что кто-то зажег его до меня.

* * *

Ты не был никогда моим.

Минуты близости — не в счет.

И стелется словесный дым,

Но лишь саму меня влечет

В страну знакомую — Любовь.

Тебя туда не заманить.

Как паутинка, рвется вновь

Одна-единственная нить.

Другой не будет. Это — все.

Закутавшись в китайский плед,

Я буду вспоминать мое…

(Нет, вру, конечно, не мое) —

Твое — безжалостное «нет».

* * *

Эта встреча была нужна,

Чтобы снова тебе понять:

Я тебе совсем не нужна.

И тебе не страшно терять

То, что было только моим,

То, что болью твоей не стало.

Для тебя было много меня,

А тебя для меня — мало.

* * *

В мой дом ты больше не войдешь.

Я занавешу окна темным.

Не надо слов, они ведь — ложь,

Ее не скрыть ни взглядом томным,

Ни мертвенным сжиманьем рук,

Ни поцелуем, долгим, страстным…

Как лопнувшей струны испуг,

Рук, вдруг взметнувшихся напрасно,

Неясный, легкий силуэт.

И вызывает лишь вопрос

Твой наспех собранный букет

Из осыпающихся роз.

* * *

Я столько нежности несла — тебе.

Я столько слов приберегла — тебе.

А оказалось все не нужным никому,

А оказалась снова я в плену

Забытых снов, разбившихся надежд,

Неярких, балахонистых одежд,

Которые скрывают пустоту —

Ах, как это «снижает высоту»…

Но — кончено, уже не тяжело.

Лишь слезы, словно битое стекло.

И снег по-невзаправдашнему чист.

И горько мне: совсем ты не артист

(а впрочем, хорошо, что не артист).

И слишком чист ненастоящий снег.

И медленнее, медленнее бег

За сном, таким красивым и простым.

И чей-то смех, чужой надсадный смех,

Который вдруг становится моим.

* * *

И ближе вытянутых рук не пустишь,

И сердца своего мне не откроешь,

И все же не прогонишь, не отпустишь,

Одним лишь словом снова успокоишь.

А мне бы убежать, не оглянуться,

А мне б опомниться, стать недоступной,

гордой…

Но не прозреть уже. И не очнуться.

И вечный крест мой — быть тебе покорной.

* * *

Уже июль. А я осталась в мае —

Там, где твоя улыбка и весна.

Все в прошлом. Ничего не понимая,

Я знаю: напророчившая в снах

Гадалка, видно, сделала ошибку,

Хоть и светились вещие глаза.

Скамья, цветы — расплывчато все,

зыбко.

И ты уходишь, слова не сказав.

И следует самой мне догадаться,

Что место для меня найти так нелегко

В твоей душе. Ей далеко за двадцать.

А мне — за тридцать. Очень далеко.

* * *

Ты так умен. Ты так великодушен,

Простив земные слабости мои.

А впрочем, проще все — ты равнодушен

К моей смешной, навязчивой любви.

Прости мне и ее. Не буду досаждать

Тебе я больше телефонными звонками.

И только белой ночи обнимать

Меня за плечи добрыми руками.

Тепла твоих ладоней мне не знать,

Твои глаза не будут больше близко.

Так надо. Так должно быть. Но опять