— На этот раз — ошиблись вы!

Дальше она помнит плохо. Какая-то комната с деревянными скамейками. Крики матери. Приходят Джаччи с директором. Ее выставляют за дверь. О чем-то долго спорят, пока она ждет в коридоре. Где-то в глубине коридора проходит монахиня. Они обмениваются хмурыми взглядами. Позже выходит ее мать. Тащит ее за руку к выходу. Она в ярости.

— Мама, меня выгонят?

— Нет, завтра утром пойдешь в школу. Есть выход, но сначала надо спросить у отца, согласен ли он.

Что это за выход, если маме надо спросить согласия папы? После обеда до нее вдруг доходит. Дело в деньгах. Им придется заплатить. Прелесть частных школ в том, что все можно легко решить. Вопрос лишь в сумме.

Даниела с телефоном в руках входит в комнату.

— Держи, это тебя.

Баби спала, измученная событиями.

— Алло?

— Привет, поедешь со мной? — Это Стэп. Баби садится на кровати. Теперь она окончательно проснулась.

— Я бы с радостью, но не могу.

— Ну перестань, махнем в «Парназо» или в «Пантеон». Я угощу тебя кофейным мороженым со сливками в «Золотой чашке». Ты пробовала? Это просто сказка.

— Я наказана.

— Что, опять? Еще не все?

— Вообще все, но сегодня учительница поймала меня на фальшивой подписи, в общем, начался скандал… Она на меня зуб точит. Донесла директору. Меня хотели оставить на второй год. Но мама их всех построила.

— Ну и мать у тебя! Тот еще норов. Всегда добивается, чего хочет.

— Ну, не все так радужно. Ей придется заплатить.

— И сколько?

— Пять тысяч евро. Как бы в дар.

— Вот блядь! Ни хрена себе благотворительность! — Стэп аж присвистнул. Повисает смущенное молчание. — Алло, Баби?

— Я тут.

— Я думал, разъединилось.

— Нет, я думала об этой училке, о Джаччи. Боюсь, что скандал на этом не кончится. Я ее осудила перед классом, и она хочет, чтобы я за все заплатила!

— Это кроме пяти тысяч евро?

— Это-то мама отбашляет, понятно… это как бы подарок. А она отыграется на мне. Вот ведь жопа! У меня были такие хорошие оценки, что экзамены просто тьфу!

— Так ты совсем не можешь приехать?

— Ты шутишь? Позвонит мама, не найдет меня — та-акое начнется!

— Хорошо, тогда я приеду к тебе. Баби смотрит на часы. Почти пять. Раффаэлла обычно возвращается куда позднее.

— Хорошо, приезжай. Чаем напою.

— А пива не найдется?

— В пять часов?

— Нет ничего лучше пива в пять часов, а английские обычаи я терпеть не могу, — и кладет трубку.

Баби соскакивает с кровати, влезает в туфли.

— Дани, я сбегаю за продуктами. Тебе ничего не надо?

— Нет, не надо. Что, Стэп придет?

— Ну, я побежала.

Она покупает два сорта пива — банку «Хайнекена» и банку «Перони». В вине она разбирается получше. А о пиве не знает почти ничего. Бежит обратно домой и ставит их в холодильник. Вскоре пищит домофон:

— Да?

— Это я.

— Первый этаж, — она жмет дважды на кнопку и идет к двери.

Не удержавшись, окидывает взглядом все вокруг. Вроде все на месте. Открывает дверь. Видит, как он взбегает по ступенькам. На последней останавливается и улыбается той улыбкой, что так нравится ей.

— Привет.

Баби отступает от двери, впуская его. Он входит, вытаскивает из-под куртки сверток.

— На вот, это английское печенье с маслом. Купил тут рядом, очень вкусное.

— Английское печенье…

— Я их не ел ни разу на самом-то деле. Это мой братец от них тащится. Его прет от яблочных тортиков и всего такого, так что печенье, по идее, должно быть вкусным. А мне нравится только все соленое. Я даже на завтрак ем тосты или бутерброды. А сладкое — почти никогда.

Она улыбается. Слегка обеспокоена тем, какие они разные даже в таких простых вещах.

— Спасибо, сейчас попробую.

Вообще-то она на диете, а эти рассыпчатые масленые прямоугольнички — по сто калорий каждый. Стэп идет за ней, он тоже немного взволнован. Он не купил эти бисквиты, а унес из дома. Однако, поразмыслив, он успокаивается. В конце концов для Паоло это только хорошо. Ему не помешает посидеть на диете.

Даниела выходит из своей комнаты нарочно поглазеть на Стэпа.

— Привет, Стэп.

— Привет.

Стэп, улыбаясь, протягивает ей руку. Кажется, он не обратил внимания, что она знает его прозвище. Баби взглядом испепеляет сестру. Даниела сразу понимает и, притворившись, будто что-то взяла, уходит к себе. Вскоре закипает вода. Баби берет баночку, разрисованную розами. Листочки чая сыплются с ложки в чайник. По кухне распространяется легкий аромат.

Потом они переходят в гостиную. Она с чашкой вишневого чая в руках, он с двумя банками пива, чтобы не вгонять себя в лишние сомнения. Баби достает показать из книжного шкафа фотоальбом. Может, от «Хайнекена», может, от «Перони», но он развеселился. Слушает ее красочные рассказы, сопровождающие каждую фотографию. Путешествия, воспоминания, праздники.

На этот раз он не заснет. Снимок за снимком, перелистывая целлофановые страницы, он видит, как она росла. Вот у нее прорезались первые зубки, вот она задувает свечку на торте, вот едет на велосипеде — а вот уже постарше, с сестрой на карусели. На санках с Санта-Клаусом, в зоопарке с львенком на руках. Он видит, как постепенно лицо ее худеет, волосы светлеют, грудь растет — и вот на следующей странице она уже девушка. Исчез хмурый сорванец в бикини и с руками по швам. Крохотный купальник прикрывает загорелое тело красавицы с гладкими, длинными стройными ногами. Теперь он ясно видит: невинность — это ее свободный выбор. Она сидит на катамаране, худые, даже чересчур угловатые плечи золотятся меж прядей выбеленных морем и солнцем волос. Позади не в фокусе плещутся купальщики и не знают, что их увековечили.

С каждой страницей фотографии все больше похожи на сидящий рядом с ним оригинал. Стэп, заинтересованный рассказами, прихлебывает пиво. И вдруг Баби, зная, что дальше, пропускает страницу.

Стэп, увлекшись всеми этими маленькими Баби, тем не менее оказывается быстрее нее.

— Дай посмотреть!

В шутку борются, в основном для того, чтобы пообниматься, оказаться ближе друг к другу. Стэп, одержав победу, разражается смехом. Со страницы улыбается Баби с косыми глазами и перекошенным лицом. Это фото ей никогда не нравилось.

— Хм, а тут ты больше похожа на себя.

Она, притворившись обиженной, толкает его. Убирает альбом на место, берет свою чашку, пустые банки с пивом и идет на кухню. Стэп в одиночестве разгуливает по гостиной. Останавливается перед картинами неизвестных ему авторов. На широком столике на низких ножках беспорядочно расставлены серебряные шкатулочки и пепельницы. Вот раздолье было бы его дружкам.