— Думаешь, где бы выколоть?

— Нет, Думаю, наколоть ли вообще.

— Тебе же так понравилась моя. И у Паллины тоже есть татушка.

— Ну да, ну да, но при чем тут это? А Паллина наколола себе сама, дома, тушью и иголкой.

— А тут даже лучше выйдет. Машинкой можно сделать разноцветную. Полный отпад.

— А иглы точно стерилизуют?

— Ну конечно, что за глупости ты городишь?

«Я не колюсь и сексом ни разу не занималась. Вот будет невезуха — подхватить СПИД от татуировки».

— Нам сюда.

Останавливаются перед старым домишкой. Ветер шевелит камыши на крыше, крытой листами железа. Разноцветные стекла в окнах. Дверь из темно-коричневого дерева. Прямо как плитка шоколада.

— Джон, к тебе можно?

— Это ты, Стэп? Заходи.

Баби идет следом. В нос шибает сильный запах спирта. Значит, спирт тут есть, осталось проверить, пользуются ли им. Джон сидит на низкой скамеечке и трудится над плечом блондинки, расположившейся перед ним на табуретке. Шумит моторчик. «Похоже на бормашину, — думает Баби. — Надеюсь, не так же больно». Блондинка смотрит прямо перед собой. Если ей и больно, она этого не показывает. Парень у стены опускает «Коррьере делло Спорт».

— Больно?

— Нет.

— Ну больно же!

— Я же сказала — нет.

Парень читает дальше. Он, кажется, раздражен оттого, что ей не больно.

— Готово, — Джон снимает машинку и наклоняется к плечу получше разглядеть свою работу. — Великолепно!

Девушка облегченно вздыхает. Вытягивает шею, чтобы убедиться в том, что восторг Джона был небеспочвенным. Баби и Стэп подходят поглядеть. Парень отрывается от газеты и подается вперед. Все молча смотрят. Блондинка жаждет одобрения:

— Красиво, правда?

На плече тысячью цветов переливается бабочка. Кожа слегка припухла. Свежие краски от невысохшей крови сияют еще ярче.

— Обалденно красиво! — отвечает ей читатель газеты. Это, наверное, ее парень.

— Очень красиво, — вторит в похвале Баби.

— Стой, дай промокну, — Джон прикладывает к плечу кусок марли. — Промывай каждое утро, несколько дней. Смотри не занеси инфекцию.

Блондинка, стиснув зубы, старается держать лицо.

Одно точно. Джон протирает иглы спиртом, по крайней мере, после процедуры. Парень достает пятьдесят евро. Улыбнувшись, обнимает свежетатуированную девушку.

— Ай! Больно!

— Прости, солнышко.

Осторожно обнимает ее пониже и уходит из лачужки.

— Стэп, а как там поживает твоя татуировка?

Стэп задирает правый рукав куртки. На мускулистом предплечье раскинул крылья орел с пламенеющим языком. Стэп шевелит пальцами на манер пианиста. Сухожилия извиваются под кожей, орел взмахивает крыльями.

— Неплохо вышло, — любуется Джон своей работой. — Можно чуток подправить…

— Как-нибудь в другой раз. Сегодня — вот ей.

— Этой милой девушке? И что вам, синьорина, угодно получить? Уже решили, где будем накалывать?

— Ну… где-нибудь, где не очень заметно. Если предки увидят, будет очень плохо.

— Ну, некоторые накалывают на заднице, некоторые на голове, — улыбается Джон. — Как-то пришла американка, требовала наколоть… ну ты понимаешь где… Хоть бы побрила сперва!

Джон ржет, скаля огромные желтые зубы. Баби страшно. Боже, это же маньяк.

— Джон! — Из-за спины доносится суровый голос Стэпа.

Джон тут же охолонул:

— Да-да, извини. Ну, тогда можно сделать на шее, под волосами, или на щиколотке, или на бедре.

— На бедре пойдет.

— На, выбирай, — Джон вытаскивает из-под стола огромный том.

Баби перелистывает страницы. Черепа, шпаги, кресты, пистолеты — устрашающие картинки. Джон встает и закуривает Marlboro. Он знает: это надолго. Стэп сидит с нею рядом.

— Может, эту? — тычет он в свастику на фоне белого флага.

— Да ну тебя!

— Или эту? — показывает на большую змею в фиолетовых тонах, с раскрытой в броске пастью.

Баби листает том дальше. Быстро и недовольно проглядывает картинки, будто зная заранее, что ничего хорошего не найдет. Наконец Баби переворачивает пластиковую обложку и захлопывает каталог. Смотрит на Джона:

— Мне ничего не понравилось.

Джон затягивается и шумно выдыхает дым. Все как он и предвидел.

— Ну что же, сейчас придумаем. Может, розу?

Баби качает головой.

— Просто какой-нибудь цветок?

— Не знаю…

— Давай уже, определяйся, а то мы тут всю ночь просидим. В семь у меня другой клиент.

— Но я правда не знаю. Хочется чего-то необычного…

Джон расхаживает туда-сюда по комнате. Вдруг останавливается:

— Как-то я наколол одному на плече бутылку кока-колы. И знаешь, неплохо получилось. Как тебе?

— Но я не люблю кока-колу.

— Ну скажи тогда, что ты любишь!

— Я ем одни йогурты. Не накалывать же на бедре стаканчик йогурта?

Но в конце концов они находят решение. Его предложил Стэп. Джон согласен, Баби тоже очень понравилось.

Стэп отвлекает ее рассказами о Джоне, китайце с зелеными глазами. Его все так называли, а он намеренно придавал себе восточный вид. Носил, например, китайскую одежду и окружал себя вещами в китайском стиле. На самом деле он из Ченточелле. Прижил сына с какой-то бабой из Остии, она назвала его Брюс, в честь своего кумира. На самом деле Джона зовут Марио, а делать татуировки он учился в Габбио. Зрение у него минус два, а на миндалевидных глазах он носит дешевые линзы. Марио, или лучше сказать, Джон, ржет. Стэп расплачивается. Баби проверяет татуировку — все прекрасно. Потом, уже сев на мотоцикл, она не застегивает верхнюю пуговицу джинсов, приподнимает марлю и снова счастливо глядит на татуировку. Стэп, заметив это, спрашивает:

— Нравится?

— Очень.

На нежной коже маленький орел, чуть припухший, в точности такой же, как у Стэпа, плод той же руки, наслаждается прохладным вечерним ветерком.

Звенит дверной звонок. Паоло идет открывать. На пороге изысканно одетый господин.

— Добрый вечер, мне нужен Стефано Манчини. Меня зовут Клаудио Джервази.

— Здравствуйте. Брата нет дома.

— Вы не знаете, когда он вернется?

— Понятия не имею, он мне не докладывается. Иногда он не приходит даже к ужину, возвращается ночью.