Воин нагло пользовался тем, что круглоухие не понимают выражения лиц, и только кивал головой по их обычаю.

Почему-то ему было обидно, что он пропустил этот поход.

Самое неприятное было то, что, судя по всему, его и женщин, уходя в поход, собрались оставить на месте. Уаиллару это очень сильно не понравилось: во-первых, он считал, что находится под защитой Старого, который, в его понимании, дал ему Слово воина. Во-вторых, в поход уходили практически все воины, с которыми Уаиллар имел дело, упражняясь. В ааи многокожих оставались круглоухие не-воины, несколько самок и ещё не вполне отошедший от раны друг Старого, который Уаиллара, его ранившего, мягко говоря, едва терпел.

Воин аиллуо счёл, что, оставшись в ааи без его хозяев, ни он, ни его женщины не будут в безопасности.

И потом, какой он был бы воин, если бы не присоединился к походу чести?

Надо было что-то делать — и, в общем-то, было понятно, что: выдвигаться вместе с круглоухими, в расчёте на то, что по дороге удастся договориться со Старым. Уаиллар выяснил у калеки-воина, что Старый возглавляет поход как военный вождь, а вождь-уолле идет с ними в качестве Великого Вождя, как будто это Великий поход, в котором объединились несколько кланов.

Может, так оно и было? Круглоухих не проще понять, чем муравьев-убийц, когда они вдруг снимаются с места и идут куда-то узкой шелестящей колонной, сжирая всё живое на своём пути.

Пока воин аиллуо искал калеку-воина, разговаривал с ним, пытаясь объяснить, чего хочет, и понять, что ему отвечают, пока он соображал, что делать — последняя повозка неторопливо выкатилась со двора, и на нём остались только катяхи конского навоза да раструханные лошадьми остатки сухой травы.

Уаиллар кинулся к женщинам. Он принялся объяснять им, почему надо немедленно собраться и присоединиться к многокожим. Пришлось красочно изображать, что с ними и младенцем сделают круглоухие без защиты со стороны Старого и его воинов. В принципе, всё должно было быть понятно: женщины и ребенок подобны были пленникам, захваченным военным вождём. Только сам захвативший пленников мог определить их судьбу; вмешаться, поставить их к столбу пыток без него — значило нанести ему несмываемое оскорбление. За это расплачивались кровью. Но если захватившего пленных не было в аиллоу много, много дней, или было известно, что он не вернётся — Великий Вождь и Главная Женщина могли принять любое решение без него. Сейчас понятно, что Старый с уолле-вождём не вернутся в аиллоу многокожих, скорее всего, очень долго. А может быть, и никогда: воин-калека ясно сказал о походе опасном, серьёзном, важном для положения уолле-вождя…

Тут Аолли прервала его объяснения и заявила, что снова сидеть в клетке на потеху круглоухим не собирается.

Женщины переглянулись, и стали быстро собираться: еда, которую можно унести с собой; тряпки круглоухих, принесённые ими для ребенка (и оказавшиеся более удобными, чем привычные плетёнки, наполненные мхом), что-то ещё женское…

Они вышли со двора на удивление быстро и, сопровождаемые изумлёнными взглядами круглоухих, двинулись по пахучему грязному следу вдогонку телегам.

3

Спустя дни и дни Уаиллар уже перестал задумываться, куда и зачем их несёт. Женщины в движении то сидели на телегах, всякий раз на разных, то шли рядом с ними. Воин, глядя на них, усмехался про себя: такого похода чести не было, надо думать, ни у кого из военных вождей аиллуо. Отряд из трёх женщин и уолле в компании огромного количества круглоухих, ползущих по узкой полосе растоптанной земли и камней со своими животными, повозками из мёртвого дерева и металла, громадными огнетрубами, катящимися на огромных, почти в рост Уаиллара, сплошных деревянных колёсах… Всё это медленно тащилось, лязгало, громыхало, скрипело, ржало, мычало, блеяло, разговаривало…

А главное — воняло.

Вонь вообще была самым неприятным, с чем Уаиллар с Аолли столкнулись у круглоухих. От них сильно несло резким, пахучим — не как у аиллуэ — потом, остатками пищи изо ртов, застарелой грязью от одежды, мёртвой кожей и протухшим маслом от доспехов, дымом, от многих — нечистотами…

К запахам ааи многокожих альвы, живя там, как-то притерпелись. Сами многокожие в доме время от времени смывали с себя часть ароматов и переодевались в чистую, пахнущую щёлоком и горячим металлом, одежду. Естественные надобности справляли в специальном месте, где, правда, вонь стояла густейшая, но было оно на отшибе и поставлено не без ума, так, что в жилую часть ааи запах не доносило. Ну, почти.

Разумеется, многокожие не умели разговаривать с мельчайшими живыми существами, населяющими почву, как альвы, которым достаточно было прикрыть свои отбросы землей и поговорить над ней, чтобы уже через недолгое время исчезли запахи, а потом и сами следы. Главное не делать это много раз в одном и том же месте.

Многокожие же в походе тянули за собой густой пахучий след. Колонна вообще шла практически по навозу, оставляемому многочисленными животными. Время от времени кто-то из круглоухих отделялся от неё и кидался в придорожные кусты. Хуже всего было на стоянках: в первые дни вообще все гадили где попало, и только потом Старый заставил выкапывать под это дело неглубокую яму в подветренной стороне.

Старый вообще занимался всем и всеми. Прежде всего, он заставлял воинов постоянно упражняться: часть их ускоренным шагом уходила вперед или вбок и оттуда делала притворные нападения на колонну; или во время стоянки одни круглоухие атаковали на лошадях других, становившихся в плотный строй — на это Уаиллар смотрел с особенным вниманием, потому что аиллуо никогда не сталкивались с такой тактикой многокожих. И воин быстро понял, что никто из его соплеменников не выжил бы, случись попасть под конную атаку, а вот у круглоухих, вставших строем, это получилось бы.

Кстати, на одной из стоянок Уаиллар попробовал сесть на лошадь. Знакомые многокожие учили ездить верхом совсем молодого парня, который крутился вокруг уолле-вождя. У парня получалось неважно: лошади он не нравился, и она дважды скидывала его при попытке влезть в седло под смех воинов. Заметив, что Уаиллар наблюдает за процессом, его жестами пригласили поучаствовать — может быть, надеялись и над ним посмеяться.

Не на того напали. Любой аиллуо умеет говорить с животными, и только с хищниками это — уарро: хищника надо победить доблестью и силой, потому что битва с крупным, опасным хищником — это честная битва на равных. А много ли чести убить питающегося растениями, который если и нападёт, то от страха или сдуру? Большой олень во время гона может быть опасен — но не для аиллуо, который просто убедит его, что не соперник и им нечего делить.

Так что Уаиллар коснулся лошадиной шеи, поговорил с животным и легко взлетел в седло, повторяя движения, которые делали круглоухие всадники. Он проехал влево-вправо по поляне, где упражнялись воины; ничего сложного, только очень неудобно сидеть: задние конечности альвов совершенно не пригодны для того, чтобы их растопыривать под таким углом. Лошадь его слушалась, но с седлом нужно было что-то придумать.