Выйдя на этнически справедливую границу и не углубляясь в Польшу ради «марша на Варшаву», согласившись тогда, в начале августа, на мирные переговоры, мы полностью обеспечили бы свои государственные и национальные интересы путем выгодного нам мирного договора…

Конармия, оставшись подо Львовом, дополнительно стабилизировала бы ситуацию, а это укрепляло бы наши переговорные позиции.

В итоге Красная Армия окончательно укрепила бы свою репутацию грозной и динамичной боевой силы, а освободившись на западе, можно было бы быстро, к осени 1920 года, разбить Врангеля и в основном закончить Гражданскую войну, переходя к тем задачам, ради которых и совершалась Октябрьская революция, то есть к социалистическому преобразованию России в экономически развитое народное государство.

Вышло иначе — с точностью «до наоборот»…

Красная Армия понесла огромные потери, подорвала свою репутацию, отступила далеко на восток, и в результате по Рижскому мирному договору от 18 марта 1921 года граница прошла значительно восточнее линии Керзона.

К Польше отошли Западная Украина и Западная Белоруссия — то, что в пилсудской Польше назвали «восточными кресами».

Не лучшим образом получилось и с Врангелем…

Сталин исходил из возможности его разгрома уже к началу осени 1920 года. В интервью «Правде» от 11 июля 1920 года он прямо сказал, что «партия должна начертать на своем знамени новый очередной лозунг: «Помните о Врангеле»», «Смерть Врангелю!», и выражал тревогу по поводу того, что Врангель усиливается, а между тем «не видно, чтобы мы предпринимали что-либо особенное и серьезное против растущей опасности с юга».

Усилия Сталина привели, правда, к выделению из Юго-Западного фронта отдельного Южного фронта, но польская катастрофа оттянула конец Врангеля, Лишь в октябре Красная Армия предприняла наступление в Северной Таврии — по непролазной южной грязи, а 7 ноября 1920 года началась Чонгарско-Перекопская операция, которая завершилась 17 ноября полным освобождением Крыма.

Командующий фронтом Фрунзе направил в Москву телеграмму, сообщавшую о том, что «конница Буденного заняла Керчь, Южный фронт ликвидирован».

В СВЯЗИ с советско-польской войной надо обязательно сказать и вот что…

У подлинно крупной исторической фигуры (да и вообще — у ярко талантливого человека) обязательно обнаруживается то, что я называю «процентом с таланта». Перспективный лидер иногда совершает что-то или мыслит о чем-то, что имеет такой могучий исторический потенциал, о котором не догадывается сам автор идеи, взгляда или действий, но который создается сегодня и проявится лишь послепослезавтра…

В данном случае надо говорить, увы, о нереализованном потенциале, однако не реализованном не по вине Сталина. Я имею в виду ту политическую и геополитическую ситуацию, которая сложилась в Европе через почти двадцать лет после окончания советско-польской войны и которая в потенциале могла сложиться существенно иначе и намного удачнее для нас.

Если бы руководство РСФСР, включая Ленина, приняло взгляд Сталина, суть которого заключалась в том, что необходимой и достаточной целью войны должна стать для России исключительно «оборона

Республики от вражеского нападения», то, как уже было сказано, война почти наверняка закончилась бы для России успешно, и государственная граница между Польшей и СССР уже тогда прошла бы по линии Керзона.

Это было бы, по вполне понятным соображениям, выгодно и полезно для России сразу, в реальном масштабе времени, и выгодно со всех точек зрения — политической, социальной, экономической, военной, культурной…

Но в обозримой исторической перспективе выигрыш России был бы еще более мощным и крайне судьбоносным.

Что означала бы поведенная по сталинскому плану и выигранная, а не проигранная война с Польшей?

А прежде всего то, что в политическом словаре 20—30-х годов не появились бы понятия «восточные кресы», «Западная Украина», «Западная Белоруссия»… А это, в свою очередь, означало бы, что Советскому Союзу не надо было бы, например, дважды укреплять границу — строить вначале «старую», а затем — «новую» линию укрепленных районов.

«Старая» (в понимании 1940 года) линия укреплений уже в 20-е годы прошла бы там, где в 1940 году начали строить «новую».

Совершенно иначе выстраивались бы отношения с намного более уязвимой Польшей. А главное — совершенно иначе, без вынужденных уступок и компромиссов, можно было бы выстраивать в конце 30-х годов отношения с Германией.

Немцам — при заносчивой и неуступчивой политике Польши — все равно пришлось бы как-то решать проблему Данцига, «Польского коридора» и т. д. (об этом предупреждал еще Ллойд Джордж в 1919 году!). Но при отсутствии нашей заинтересованности в возвращении в состав России западноукраинских и западнобелорусских земель, уже входивших бы в ее состав, у Сталина имелась бы намного большая свобода рук.

Скорее всего, Сталин все равно пошел бы на пакт с Германией — его заключение было для СССР необходимым и логичным объективно. Но позиция немцев при отсутствии серьезных «козырей» выглядела бы намного более слабой, и уступки с их стороны — еще более значительными.

При этом СССР был бы избавлен от вообще любых военных действий, от необходимости ввода войск на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, от косвенных упреков в якобы участии в «агрессии Гитлера» и т. д.

Вот какую возможную перспективу закладывала позиция Сталина.

Жаль, не удалось!

Троцкие, склянские, Тухачевские, смилги и т. д, помешали…

ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, война закончилась, и Сталин от военных дел окончательно перешел к делам общеполитическим и государственным.

Конец 1920 года для него — это работа над запиской о создании боевых резервов Республики, над совершенствованием Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, это участие в заседаниях Совнаркома и Политбюро.

16 октября он выезжает на Северный Кавказ и в Азербайджан.

Ростов-на-Дону…

Владикавказ…

Баку…

Участие в съездах народов Дагестана и народов Терской области…

В конце ноября 1920 года Сталин возвращается в Москву и принимает участие в подготовке VIII Всероссийского съезда Советов. С начала же 1921 года он надолго «оседает» в Москве, лишь с конца мая 1921 года по начало августа выехав в Нальчик на отдых.

Впрочем, более-менее полноценно он отдыхал и лечился всего месяц, а потом выехал в Тифлис и так включился в работу Кавказского бюро ЦК, что Ленин особой телеграммой запросил Орджоникидзе, почему Сталина оторвали от отдыха.

«Отдыхал» Сталин с перерывами до 8 августа, когда выехал из Нальчика в Москву, чтобы почти не выезжать из столицы, занимаясь сразу всем.