У меня нет сомнений в том, что уже после советско-польской войны, когда Ленин убедился в выдающейся трезвости мысли Сталина, авторитет Сталина у Ленина, и до этого немалый, быстро увеличивался.

Быстро рос авторитет Сталина и в партии — партия большевиков была в то время партией сражающейся, и большевики фронта, вернувшиеся в мирную жизнь из огня Гражданской войны, уже знали подлинную цену «товарищу Сталину».

Да и в тылу Сталина уже знали как человека дела, а если и слова — то надежного, крепкого слова, На VIII съезде партии, который прошел в Москве с 18 по 23 марта 1919 года, в самый разгар Гражданской войны, Сталин получил при выборах ЦК второе после Ленина число голосов. Почти столько же получил и «любимец партии» Бухарин, но он никогда выше положения «любимца» не поднимался, а в Сталине все более видели вождя,

В высшем кругу РКП (б) положение Сталина было менее признанно, и тут явно сыграло свою роль то, что Сталин, находясь с 1913 по 1917 год в далекой ссылке, выпал из активной партийной работы, а послеоктябрьская партийная верхушка состояла во многом из тех, кто находился до февраля 1917 года в эмиграции и, естественно, поддерживал с Лениным и друг с другом прямые связи — вплоть до общей эмигрантской жизни. Это, конечно, на первых послеоктябрьских порах играло свою роль — от житейской жизни ведь никуда не уйти даже политикам.

Но в стране начинал формироваться и второй руководящий слой, который не имел большого влияния до событий 1917 года, но который хорошо проявлял себя в деле уже не революционной, а государственной работы. И вот для этого слоя Сталин — как человек конкретного дела и верных конкретных деловых решений — был ближе.

То, что это так, показали уже ближайшие годы — первые годы мирной советской власти.

ДА, 1921 год стал первым относительно мирным годом в истории советской России.

Но бои на фронте сменились боями в политике.

Социальные процессы в России XX века и до революции отличались особой сложностью, а особенно остро и сложно обозначились проблемы строительства совершенно нового социального строя в стране, где противоречиво смешались несколько хозяйственных укладов, в стране многонациональной, с подорванной экономикой и в целом весьма отставшей от передовых стран…

Каждая из новых и острых проблем тогдашней России заслуживает отдельного исследования и почти ни одна за многие десятилетия не была исследована полноценно и объективно.

Однако моя задача все же иная, и я коснусь только одного, традиционно дискуссионного, хотя на деле вполне однозначного момента — противостояния Сталина и Троцкого в 20-е годы.

Обычно тему «Сталин — Троцкий» подают как окрашенную взаимной личной неприязнью, но все было иначе, Разногласия и противостояние имели не личный, и даже не личностный, а глубоко принципиальный характер. И объективное рассмотрение выявляет, с одной стороны, неизменно крупную государственную позицию по всем серьезным вопросам Сталина при мелочно амбициозной и неконструктивной, плохо продуманной позиции Троцкого — с другой стороны.

Впрочем, говоря в скобках, я не исключаю, что все сумбурные инициативы Троцкого на самом деле имели железную продуманность, но при этом целью их был подрыв, а не укрепление советской власти, Ведь — как на мой вкус — есть все основания рассматривать Льва Давидовича как одного из первых в СССР «кротов» космополитической Золотой Элиты.

Но это — тема особая и отдельная.

Говоря же о видимой стороне событий, сообщу вот что…

В марте 1921 года Сталин пишет Ленину письмо, которое мне придется процитировать подробно — оно того стоит:

«Тов. Ленин!

Последние 3 дня я имел возможность прочесть сборник «План электрификации России» (сборник научно-технического отдела Высшего Совета Народного Хозяйства. — С.К.). Болезнь помогла (нет худа без добра!). Превосходная, хорошо составленная книга. Мастерский набросок действительно единого и действительно государственного хозяйственного плана без кавычек. Единственная в наше время марксистская попытка подведения под советскую надстройку хозяйственно-отсталой России действительно реальной и единственно возможной при нынешних условиях технически-производственной базы.

Помните прошлогодний «план» Троцкого (его тезисы) «хозяйственного возрождения» России на основе массового применения к обломкам довоенной промышленности труда неквалифицированной крестьянско-рабочей массы (трудармии), Какое убожество, какая отсталость в сравнении с планом ГОЭЛРО! Средневековый кустарь, возомнивший себя ибсеновским героем, призванным «спасти» Россию сагой старинной… А чего стоят десятки «единых планов», появляющихся то и дело в нашей печати на позор нам, — детский лепет приготовишек…

Или еще: обывательский «реализм» (на самом деле маниловщина) Рыкова, все еще «критикующего» ГОЭЛРО и по уши погрязшего в рутине… Мое мнение:

1) не терять больше ни одной минуты на болтовню о плане;

2) начать немедленный практический приступ к делу…

3) …

4) Так как у работников ГОЭЛРО, при всех хороших качествах, не хватает здорового практицизма (чувствуется в статьях профессорская импотентность), то обязательно влить в плановую комиссию к ним людей живой практики…

…

Ваш Сталин».

Здесь комментировать нечего, а вот любопытную иллюстрацию я сейчас дам…

В 1995 году ряд бывших советских историков, «переквалифицировавшихся» в антисоветчики, опубликовали письма Сталина Молотову за 1925–1936 годы, И в предисловии к сборнику его составители сообщали, что Сталин в апреле 1926 года на пленуме ЦК обвинил Троцкого, возглавлявшего комиссию по строительству Днепровской станции и «бывшего горячим сторонником и пропагандистом этого начинания», в том, что Троцкий стремится нарушить баланс между финансовыми возможностями государства и темпом развития промышленности.

Сталин говорил тогда: «…товарищ Троцкий, форсируя вопрос о Днепрострое, забывает о ресурсах, необходимых для этого громадного предприятия…

Как бы нам не попасть в положение того мужика, который, накопив лишнюю копейку, вместо того чтобы починить плуг и обновить хозяйство, купил граммофон и прогорел…»

Так не было ли в позиции Сталина противоречий?

Нет, в каждом случае Сталин был абсолютно прав!

Спору нет, строительство Днепрогэса было одним из пунктов плана ГОЭЛРО, принятого еще в 1920 году. И когда Днепрогэс в 1932 году вступил в строй, он сразу же смог обеспечить новую мощную промышленность Запорожья и всего Приднепровья.

Однако в начале 1926 года форсировать начало строительства было ни к чему — использование мощной гидростанции для бытовых нужд было бы стрельбой из пушки по воробьям, и постройка Днепрогэса должна была быть согласована с общими задачами индустриализации.

В 1929 году был принят первый пятилетний план на 1929–1932 годы, и к 1932 году потребность новой экономики Украины в электроэнергии должна была резко возрасти. Вот к этому сроку и надо было иметь Днепрогэс, из этого и надо было исходить при определении сроков начала строительства.