Я открыл карантин, и на экране появилась камера с решетками, там сидели, как сельди в бочке, Брыки в арестантских полосатых робах и с гирями на ногах. Я мстительно полюбовался на арестантов и спросил:

— А что это за гиря у них на ногах, прямо как у меня в тюряге, только больше?

— Это и есть программа «Отгадай». Если Брык попробует перескочить с одного места на другое, он должен сначала отгадать загадку. Давай свои дурацкие загадки, они настолько глупые, что никакому умнику не под силу их разгадать.

— Они не глупые, Шиза, они детские. Записывай: «Сто одежек и все без застежек». «Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно». «Белые горошки на зеленой ножке». «Стоят в поле сестрички — желтые глазки, белые реснички». «Этот длинный рыжий нос по макушку в землю врос». Вот еще загадка! — вспомнил я журнал «Мурзилка». На душе было тепло, как будто я снова окунулся в детство. Вспомнилась бабуля, ее пирожки, речка с песчаными берегами и полный сундук книг и журналов, которые я через день с большим азартом перебирал.

— Хватит! — оборвала мои воспоминания Шиза. — Он и с первой не справится.

Следом Брыки стали исчезать из карантина один за другим.

— Постой, подруга, так не годится, — обратился я к ней. — Каждый клон должен получить решение суда и быть уничтожен по приговору. А решение такое: за саботаж и нарушение миграционного законодательства, за оставление места прописки без разрешения органов власти приговаривается к высшей мере наказания — расстрелу. — Я потер руки; душа, получившая отмщение, пела. — И еще, — я не мог остановиться, — сделай ему голову Чиполлино.

— А это что? — Шиза непонимающе замолчала. Я вспомнил мультик и создал иллюзию по памяти: луковица в арестантской форме сидела в камере.

— Это лук? — удивленно спросила она. — И он живой? Ты где такие растения видел?

— Дома на планете, — не стал я вдаваться в подробности. — Изменяй внешность Брыка, смотреть на эту морду страшно.

— Что за мир! Что за планета, где ходят живые растения! — восклицала пораженная Шиза, одновременно изменяя внешность каторжанина.

— Этому последнему — помилование, — смилостивился я. Не совсем же я тиран.

В руках Брыка появился лист. Он прочитал его и вышел из тюрьмы. Кандалов на нем не было, были только штаны в заплатках.

— Ну вот, совсем другое дело, — удовлетворенно сказал я. — На свободу с чистой совестью. Верно, Брык? — подмигнул ему я. Тот посмотрел на меня зверем и промолчал.

Времени уже почти не оставалось, и общение с Браном я перенес на… На когда-нибудь. Надо было отправляться в степь и переносить отряд паралитиков поближе к повозкам неспешно едущего по степи посольства.

— Шиза, у тебя все готово? — поинтересовался я.

— На девяносто пять процентов, — ответила она.

Я замер:

— Это что значит?

— Ну, мы еще не делали амулетов с перемещением на такие расстояния, и я не могу вычислить точно расход энергии. Но думаю, что запаса в камнях хватит.

— Шиза, почему ты перенимаешь от меня не самые лучшие черты? Так получается, что мы отправимся на авось? Верно? — осторожно спросил я.

— Не совсем, процент удачи довольно высок, и потом, что от тебя брать, кроме расхлябанности и глупости? Ты ничего до конца не продумываешь. Наполеон! — сказала она и перенесла меня обратно в степь.

День клонился к закату. Вповалку лежали слабо мычащие быки и орки. Я достал амулет, усыпанный камнями, и с большим сомнением на него посмотрел.

— Это авантюризм чистой воды, — покачал я головой. Но все же открыл портал, вышел в ускорение и стал закидывать орков с быками в открывшееся окно.

С лорхами проблем не возникло, Лиан справился с пятисоткилограммовыми тушами без особых проблем. Настал мой черед, я перекрестился, прочитал половину «Отче наш», что знал, пропел на всякий случай строчку из гимна «Союз нерушимый…» и с криком «Аллах акбар», зажмурившись, прыгнул в окно. По инерции пробежал пару шагов с закрытыми глазами, споткнулся о чье-то тело и упал. Я открыл глаза и был рад тому, что жив, что меня не разделило на половинки при переносе, что есть воздух и что есть я. Рядом лежали большой грудой орки и быки вперемежку. Быки мычали от страха, орки — потому что их придавили тела быков. Когда я их отправлял в окно телепорта, то не подумал о том, что быки могут задавить орков, и, произнеся свое любимое «Твою дивизию!», принялся спасать задыхающихся и стонущих степняков. Они были живы, но не совсем здоровы. Это и понятно, когда на тебя падает лорх, о каком здоровье может идти речь. И что делать, тратить на них эликсиры? Как-то жалко. Я задумчиво огляделся, пытаясь решить для себя, что мне важнее: спасти орков, а потом их все равно прибить или оставить калеками и забыть о своем плане. Я задумчиво оглядывал окрестности, и чем больше смотрел вокруг себя, тем шире становились мои глаза. Не веря им, я зажмурился и посчитал до десяти. Сердце перестало стучать, пытаясь выпрыгнуть из груди, и мысли смогли собраться вместе. Я открыл глаза. Так все-таки не показалось! Это не степь! А что тогда? Вокруг высились горы, утопающие в серо-черных тучах, покрывающих все небо. Склоны поросли деревьями, и где-то очень высоко кружила птичка размером с МиГ-21. Я и калеки находились в ущелье, на берегу бурной речки, мелкой, но довольно стремительной. «Вот что значит девяносто пять процентов успеха», — тоскливо подумал я. Шиза спряталась и молчала.

— Худжгарх, помоги! — услышал я стон одного из немолодых орков и посмотрел на лежащий отряд. Действие парализующего газа прошло, но орки, придавленные тушами быков, лежали не вставая. Зато лорхи спокойно паслись на зеленой травке.

— Эка беда. Положись на меня. Я все сделаю, — повторил я слова Шизы.

Нейтральный мир. Город Брисвиль

— Договоримся, герр Вельтбраух, — улыбнулась Ольга. Она оценила выдержку валорца, на его лице не дрогнул ни один мускул. Выражение оставалось таким же внимательно-подчинительным, и только глаза жили отдельно своей жизнью. Они вцепились в женщину, как шверд вцепляется в жертву, они осматривали ее, изучали, вникая в каждую черточку на ее лице. И наконец в них мелькнуло узнавание.

— Ольга? — В интонациях голоса мужчины звучал вопрос. Потом уже решительно и утвердительно пришедший сказал: — Ольга Бруз!

— Она самая, герр Вельтбраух. Скажите своему напарнику, чтобы зря не напрягался, прежде чем сможет что-то сделать, он станет кормом для моих псов. Больше всего они любят человечину. — Теперь в глазах женщины вспыхнуло пламя торжества, и хуманы ей поверили.

— Но как такое возможно? Мы получили сведения, что вы были раскрыты, устроили настоящую войну с АДом и убили советника. После чего вас арестовали, и вы скоропостижно скончались. — Человек смотрел на нее, и она видела, что он силился понять, что ему делать. И что теперь их ждет от этой неожиданно воскресшей женщины?

— Не лукавьте, вы знали, что со мной произошло, моя скоропостижная смерть наступила в результате того, что ко мне вошли двое и задушили меня моим же лифчиком, — с горечью в голосе произнесла она. — Но предыдущий опыт общения с синдикатом приучил меня заботиться о себе. Я заранее ввела капсулу битурэнлордана и поставила в нейросети установку, чтобы в случае смерти этот препарат начал действовать. Надеюсь, вы знаете, что он сохраняет мозг в течение суток неповрежденным и восстанавливает кровь. Из камеры я сбежать не могла, но вот из морга — да, сумела. — В ее голосе чувствовалась нотка печали. — Я знала, что синдикат меня не отпустит, и установила перенос сюда, в закрытый сектор. Некоторое время я не помнила себя. Но память ко мне вернулась, герр Вельтбраух.