― Меня послал граф с поручением доставить вас к нему.

― Кажется, что некоторые важные и секретные союзы торжественно встречаются во дворцах, вместо того, чтобы делать это в тайных трактирах, ― ответил Данте.

― Я знаю столько же, сколько и вы, ― сказал тот сухо и резко. ― Возможно, меньше, потому что вы умеете найти себе хорошие источники информации. Может быть, вы ошибочно решили, что я близкий друг графа.

Данте был в замешательстве. Перед ним был обычный Франческо, гордый и упрямый, как осел, а его язык оставался таким же острым, как лезвие кинжала. Поэт не мог скрыть грусти: Франческо рассеял все его надежды на возможную дружбу после их разговора в таверне.

― Пойдем на встречу с твоим хозяином, ― разочарованно сказал Данте, подходя неуверенным шагом к двери. ― Посмотрим, что нового нам принесет этот город, в котором так трудно избежать стрел ненависти…

Он шагнул через порог и услышал за спиной голос Франческо:

― Я не хотел быть невежливым. Простите меня, если вы так это поняли.

Данте молча улыбнулся. Подобное извинение от гордого и высокомерного юного телохранителя значило больше, чем казалось. И этого было достаточно, чтобы вернуть жизнь в его старое сердце.

Граф Гвидо де Баттифолле принял своего гостя в комнате меньшей, чем обычно. Большие фонари, развешанные по стенам, создавали в центре очередную игру света и теней.

― У меня хорошие новости! ― заявил Баттифолле вместо приветствия.

― Они будут первым за долгое время, что я буду рад услышать, ― ответил Данте, удивленный хорошим настроением своего гостеприимного хозяина в этих сомнительных обстоятельствах.

― И я хочу поделиться ими с вами. Но… как все в этой жизни, эти новости могут быть хорошими или плохими, это зависит от другого очень важного вопроса… ― сказал наместник таинственно, что очень насторожило Данте.

― Новости о задержании преступников? ― спросил поэт нетерпеливо.

― К сожалению, нет, ― коротко ответил граф.

― Тогда, ― продолжал Данте, ― или я сильно ошибаюсь, или этот важный вопрос, несомненно, решит участь ваших хороших новостей.

― Вы совсем не ошибаетесь, ― сказал граф с улыбкой.

― Мне будет трудно представить себе, что это за новости, если вы мне не расскажите их, ― быстро ответил поэт, стараясь не дать собеседнику уклониться от темы.

― Кажется, согласие во Флоренции возможно, ее горожане могут начать думать о том, чтобы жить в мире, ― сказал граф со странным оптимизмом.

Данте скептически воспринял эти слова. Он пережил столько перемирий, столько более или менее искренних намерений, столько стремлений к согласию, что в этом вопросе ему нелегко было оставаться оптимистом. Он вспомнил, например, мир кардинала Латино, когда поэту только исполнилось пятнадцать лет. Потом он познакомился с обманчивыми предложениями кардинала Маттео де Аккваспарта, посланного во Флоренцию в 1300 году хитрым папой Бонифацием для действий в тени партии черных. И оставшаяся без последствий попытка в 1304 году кардинала Николаса де Прато, легата понтифика Бенедикта XI, которому, казалось, удалось оживить искренние заботы о примирении, но оно абсолютно не интересовало флорентийских правителей.

― Звучит мило, но размыто, ― заметил Данте бесстрастно.

Граф заложил руки за спину, и Данте понял с огорчением, что его ожидает одна из пространных лекций графа Гвидо Симон де Баттифолле. Он начал ходить по комнате и говорить, позволяя свету и теням создавать его двойников.

― Сегодня в этом дворце был основан союз. Союз, в котором, несомненно, мне бы хотелось видеть такого человека, как вы; но вы же понимаете, что пока это невозможно, ― оправдывался Баттифолле. ― Мы стараемся объединять представителей разных группировок. Это горожане, которые обладают настоящей властью и готовы к компромиссу, ― убежденно закончил он. ― Конечно, привлечены те, кто поддерживает короля Роберта.

Тут он сделал паузу, словно подбирал подходящие слова.

― Я полагаю, вы не знаете, что в эти дни достойнейшая и благороднейшая дочь короля Альберта Великого пересечет наши земли по пути в Пулью, где обвенчается с мессером Карлом, герцогом Калабрии, сыном мессера Роберта, ― продолжал граф. ― Некоторые из ее свиты, ― например, сам брат короля, мессер Джанни, ― прибыв во Флоренцию, будут участвовать в деятельности этого союза, чтобы укрепить королевскую власть. Любопытно, ― сказал граф, неожиданно остановившись и посмотрев на Данте с загадочной улыбкой, ― иногда я думаю, что ваши горожане убеждают себя в том, что я, как наместник короля Роберта, с его согласия могу принимать решения. В конце концов, так как я хочу, чтобы был мир, меня это не волнует, я могу только радоваться, что хоть кто-то внушает им доверие или уважение.

Данте молча скептически воспринял это заявление; однако Баттифолле снова возбудил его любопытство, и теперь он страстно хотел знать, к чему тот ведет.

― Самое важное ― это результаты, ― продолжал граф. ― И они кажутся довольно обнадеживающими.

― Вы хотя бы поделитесь со мной причинами вашего удовлетворения? ― спросил Данте, утомленный этими речами и удивленный косыми взглядами собеседника.

Наместник улыбнулся, вопрос гостя не задел его. И не нарушил ритма его шагов.

― Я скажу вам то, о чем вы просите. Эти флорентийские горожане пришли к общему решению реформировать сеньорию с целью в будущем выбирать приоров. Вы хорошо знаете, что те семеро, которые сегодня составляют правительство, ― это уступчивые люди, покрывающие беспредел барджелло, который их поддерживает. Кроме того, они прямо говорят, что единство Флоренции невозможно, ― заметил он с чувством. ― При новом порядке другие шесть человек присоединятся к ним. Мы ожидаем, что таким образом будет меньше ссор и непонимания.

― Тринадцать приоров? ― спросил Данте. ― Флорентийцы согласились нарушить свои юридические установления, чтобы изменить состав правительства?

Он был удивлен. Мера была экстраординарной; кроме того, он вспомнил о замалчиваниях, о том, что искажение законов было всегда. Получалось, что теперь было поставлено под вопрос государственное устройство сеньории: ведь прошло лишь пятнадцать дней после выборов предыдущих приоров.

― Это было сделано для блага города, ― бросил Баттифолле, ― и потому что они были убеждены в сложности момента.

Данте представил себе эту сцену. Ситуация не могла быть приятной для противников сеньории Роберта; однако они присутствовали, и это было хорошим доказательством того, что их положение оставалось таким же привилегированным, как и раньше. Тут собрались представители знатных родов, и это не оставляло сомнений, что за каждым из них стоит отряд не менее чем в сто человек. А значит, в этой тайной сходке, пришедшей к единому решению, слова весили меньше, чем во время других собраний.