— У меня там никого не осталось. Никого, кто проявил бы хоть малейший интерес к моей судьбе. Но не стоит думать, что я не сохранил теплых воспоминаний о месте, где появился на свет и где прошло мое детство. Я объехал полмира, повидал множество городов, в том числе и столиц, но даже красоты Парижа бледнеют перед Старой дорогой, одной из центральных авеню Нового Орлеана, вдоль которой тянутся два ряда величественных особняков из розового кирпича с коваными оградами и белыми балконами, выходящими на улицу и утопающими в зелени. За каждой такой оградой скрывается уютный дворик, похожий на тот, где мы с вами находимся, с фонтаном и садом, дорожки там выложены из белых плит. Аромат цветущей магнолии и благоухание розовых кустов заставят вас задержаться здесь хоть на мгновение, чтобы вкусить очарование одиночества и умиротворенность.

— И все же вы покинули этот город, — задумчиво прошептала Mapa.

— Да. Хотите знать почему?

Mapa отрицательно покачала головой.

— Нет, не говорите. Я не настолько любопытна, чтобы вмешиваться в дела, которые меня не касаются.

— Неужели? И все же мне хочется рассказать вам об этом, мисс Воган. Вы должны знать, с каким человеком столкнула вас судьба, и отдавать себе отчет в том, на что он способен, — резко отозвался Николя и, склонившись к самому ее уху, тихо вымолвил: — Меня обвинили в убийстве человека, мадемуазель. — Невольный вздох вырвался из груди Мары, а Николя хрипло рассмеялся и продолжал: — Я испугал вас? Так и должно было случиться. Вас, вероятно, интересует, почему же меня не повесили? Я дрался на дуэли, а это обстоятельство является спорным вопросом в юриспруденции. Закон еще не решил — считать ли дуэль преднамеренным убийством. В обществе также не существует твердого мнения на этот счет. В креольской среде, которая меня взрастила и в которой защита чести считается священным и неотъемлемым правом любого благородного человека, дуэль вполне приемлема. Мой случай явился исключением из правила, и я был отвергнут своей семьей и друзьями. — Николя печально улыбнулся. — Всеми… кроме одного толстого, неповоротливого тугодума-шведа.

— Я не вполне вас поняла. Почему же близкие так обошлись с вами?

— Теперь это уже не важно. С тех пор столько воды утекло…

— В Англии дуэлянты по традиции встречаются на рассвете под дубами и решают возникшие между ними спорные — вопросы. Такой способ выяснения отношений считается очень цивилизованным.

— В убийстве человека нет ничего цивилизованного, но я готов с вами согласиться относительно традиции. В Новом Орлеане существует специальное место для проведения дуэлей, и тоже, представьте себе, под дубами. Как правило, дуэлянты встречались утром, когда хмель окончательно покидал их головы, а рука обретала твердость, и дрались на шпагах или пистолетах. Однако когда дело не терпело отлагательства и ждать до утра ни одной стороне не представлялось возможным, тогда место действия переносилось в парк отца Антуана при церкви Святого Луиса. Для того чтобы вспыхнула ссора и состоялась дуэль, хватало намека, неосторожно брошенного слова или попытки пригласить на танец прекрасную квартеронку, расположения которой добивался другой. Кстати, церковь Святого Луиса находится совсем рядом с танцевальным залом. По-моему, на редкость удачное соседство. Вы и представить себе не можете, мадемуазель, как часто на надгробных памятниках церковного кладбища встречаются эпитафии типа «Жертва собственного благородства» или «Погиб, защищая честь своего рода».

— А что такое «квартеронка»? — спросила Mapa.

— Так называют дочь белого отца и матери-мулатки.

— Вы часто дрались на дуэли из-за женщины? — поинтересовалась она, против воли заинтригованная рассказом Николя.

— Когда-то я был горячим и вспыльчивым, ничем не отличающимся от прочих зеленых юнцов, воображавших себя влюбленными в любую привлекательную женщину, встречающуюся им на пути. Я совершил за свою жизнь немало ошибок, имевших, как правило, трагические последствия, — уклончиво ответил он. — Впрочем, вы хотели узнать побольше о Новом Орлеане, а не о моих юношеских безумствах, не так ли, мисс Воган? Я всегда считал, что креолы заслуживают благодарности потомков за то, что отвоевали у непроходимых топей землю и создали прекрасный город, которому нет равных на земле. Новый Орлеан стоит на некогда заболоченной дельте реки, поросшей тростником и прочими болотными растениями. Климат там прекрасный из-за близости Гольфстрима. Вообразите заболоченный рукав реки — «спящую воду», как мы ее называем, — с таким медленным течением, что кажется, будто вода не движется с места. На волнах чуть колышутся плоские листья гигантских кувшинок и лотоса, а по берегам высятся кипарисы, отражаясь в воде, как в черном зеркале. Они стоят «по колено» в жидкой грязи и словно уходят в нее все глубже и глубже с каждым днем. В воздухе разлит приторный аромат жимолости, берег, поросший ивняком и дикой азалией, почти непроходим. Эти заросли, равно как и воды реки, таят в себе множество опасностей, о которых не догадываешься, видя вокруг такое благодатное спокойствие. Если неосмотрительно ступить в воду, то можно заметить, как взметнется из глубины узкая полоска водяной змеи, крохотной, юркой и невероятно ядовитой. Или зеркальная гладь пойдет кругами, и всего в нескольких футах от вас над водой покажется голова аллигатора. Судите сами, разве усилия по превращению этой дикой и негостеприимной к человеку земли в крупнейший порт на побережье не достойны прославления? Новый Орлеан невероятно интересен и в этническом отношении, поскольку представляет собой смешение различных культур. Сейчас это земля рабов, но ее история восходит к эпохе Французской революции, когда она стала пристанищем для тех, кто предпочел расстаться с двором Людовика XVI, чтобы не расстаться со своей головой. Французские аристократы принесли с собой на эту землю культуру и образ жизни, к которым привыкли в Париже и Версале и от которых не желали, да и не могли отказаться в новых условиях. Однако наряду с достижениями цивилизации и культуры мы унаследовали у французов европейскую спесь и высокомерие, послужившие причиной частым восстаниям рабов в Сан-Доминго. И еще мы переняли у них поверье о страшной болезни, беспощадной к рабам и опасной для креолов, которая на туземном языке называется вуду.

— А вы в нее верите? — спросила Mapa.

— Человеческий мозг странно устроен, мисс Воган. С одной стороны, он восприимчив к внушению, с другой — достаточно самостоятелен, чтобы не подпасть под чье-то постороннее влияние. Я считаю, что разум и воля способны оградить человека от любых напастей. Мне отвратительна даже мысль о том, что кто-либо или что-либо может подчинить себе мою жизнь, манипулировать моими чувствами. Я полагаю, в этом мы с вами похожи, — предположил Николя.

— Вы правы, месье Шанталь. Я всегда самостоятельна в решении своей судьбы, — ответила Mapa с подчеркнутой самоуверенностью. — Скажите, а какие развлечения существуют в Новом Орлеане помимо дуэлей?

— Напрасно вы иронизируете, мадемуазель. Мы живем такой же насыщенной жизнью, как лондонцы или парижане. У нас есть множество театров, опера, свой высший свет, который дает балы и устраивает званые вечера в изысканных салонах, а дни проводит в модных кафе и ресторанах. Что касается нашей кухни, то ей поистине нет равных. Представьте себе роскошный обед, на который собирается множество гостей — друзей и родственников. Столы ломятся от яств! Здесь дичь, крабы, речная форель, телятина в шампанском, свежие овощи с Французского базара, парижские сладости, шербет, мороженое. Не говоря о первосортной мадере и кларете. Когда наступает конец светского сезона, все перебираются из города в загородные поместья. По Олд-Ривер-роуд движется кавалькада экипажей, с одной стороны в низине зеленеют берега Миссисипи, с другой — до горизонта простираются плантации землевладельцев, белеют дома с колоннами, утопающие в цветущих садах. Странно, но, оказывается, возможно любить все это, несмотря на долгие годы разлуки, — заключил Николя, обращаясь скорее к самому себе.