* * *

– …Мы терпели, мы хотели, мы ее тянули… но она, но эта! – проговорила Лидочкина Учительница.

Лидочкина Учительница ничуть не напоминала швабру, вся в розовом – розовая блузка с рюшами, розовая юбка с воланами, розовый бант в волосах, она была похожа на Мальвину, которая выросла лет до сорока. Она оказалась очень манерной, все время, что мы разговаривали, приглядывалась к себе и тщательно исправляла найденный непорядок: красила губы, капала в глаза визин, в нос – капли от насморка, пилочкой полировала ноготь, и только потом продолжала.

– Она, она… она… ее можно сравнить только с Ксенией Собчак!

Жаль, что Лидочка не слышит, как ее сравнивают с ее идеалом!.. Лидочке в Ксении Собчак нравится все, а мне нравится, что она не боится говорить что хочет.

– Забирайте документы. Зачем ей вообще учиться? Ее не возьмут ни в одну школу! Мы ее выгоним с волчьим билетом!

– Не нужно с волчьим билетом, – нервно хихикнула я, представив Лидочкин ученический билет с фотографией волка внутри. – Извините, это у меня от волнения… Не нужно с волчьим билетом!

– Нужно! – энергично сказала Лидочкина Учительница. – Чего ваша сестрица хочет от жизни? А? Вашу сестру ждет судьба окраинной девчонки, проститутки… Она уже как проститутка… Уж простите, конечно, но как еще можно назвать пятнадцатилетнюю девочку, которая сделала то, что… делает то, что… В общем, безобразие, и вон из гимназии!

Я спросила, где Лидочка была задержана за проституцию – в гостинице, на вокзале? Я сказала, что это неправда, это поклеп, клевета, Лидочка еще ребенок.

Наконец мне удалось понять, что все-таки произошло. Если рассказать спокойно, исключив эмоции Лидочкиной Учительницы, то случилось вот что.

Девочки, Лидочка и ее подруга, переписывались на уроке – передавали друг другу через проход тетрадку. Лидочкина Учительница отняла тетрадку и положила к себе на стол. А в конце урока, пока дети писали работу, от скуки заглянула в тетрадку. И прочитала.

– Я прочитала! – воскликнула Лидочкина Учительница. В ее глазах светился счастливый азарт, как у таксы, когда она роет нору в нашем саду – а вдруг там лиса?!

– Нельзя читать чужие письма, – с достоинством возразила я.

– Можно, – с достоинством отозвалась Лидочкина Учительница. – Можно и даже нужно! Вы знаете, что там написано?

Лидочкина Учительница настояла, чтобы я прочитала, и я не могла отказаться, потому что должна была понять, почему у моей младшей сестры вместо аттестата о среднем образовании будет волчий билет, почему у нее не будет выпускного бала и куда в таком случае нам девать выпускное платье.

Я все еще относилась ко всему этому иронически, но… Я не могу воспроизвести то, что было на тетрадном листке, и не могу пересказать это своими словами. На тетрадном листке не было ни одного слова, кроме «он», которое я могла бы процитировать. Все остальное был грубейший мат, при помощи которого Лидочка описывала сексуальные действия, которые она хотела бы произвести с «ним». Ко всему этому прилагались картинки, которые могли бы оказаться к месту на порнографическом сайте.

Невозможно передать словами, что я почувствовала – жар, сердцебиение в животе, радость, что нашу Лидочку больше никогда не увидят в этой школе…

– Ну? – победно произнесла Лидочкина Учительница и немного выпучила глаза. Я поняла, почему дети называют ее Швабра Игоревна, – потому что она настоящая швабра!

– Это частное письмо, – упрямо сказала я. – Это ее личное дело, что писать подруге.

– У меня на уроке не бывает личных дел! Она безнравственная девчонка! – Лидочкина Учительница Швабра Игоревна улыбнулась.

Чему она радовалась? Тому, что наша Лидочка оказалась безнравственной девчонкой?.. У нее был такой торжествующий вид, что я назло ей, как загнанный заяц, в последнем отчаянии сказала:

– А может быть, это нормально? То есть, конечно, это плохо, очень плохо, но для описания секса нет нормальных слов, а подросткам хочется поговорить об этом, для них самое интересное – поговорить. А может быть, она хотела показать подружке, какая она взрослая?.. Вы не имели права читать.

Лидочкина Учительница Швабра Игоревна подпилила ноготь и накрасила губы.

– Ха. Не имела? Права? Так вот, я не только сама прочитала эту, с позволения сказать, грязь. Я прочитала это вслух всему классу! И мальчик, про которого она всю эту грязь написала, сидел и слушал! Чтобы он знал! Чтобы все знали!

– Вы прочитали это вслух?.. Всему классу? «Он» был мальчик из Лидочкиного класса? И он тоже слышал? – прошептала я. Она читала это перед всем классом, и все слушали, и мальчик, о котором Лидочка написала это, сидел и слушал… – Но Лидочка?.. Ведь она покончит с собой… – прошептала я.

– Такие, как ваша сестрица, с собой не кончают… – ехидно возразила Швабра Игоревна.

– Допустим, – сдержанно согласилась я, – но как вы могли произнести вслух все эти слова?

– А что здесь такого? – удивилась Швабра Игоревна. – Она, значит, может писать такую грязь, а мне нельзя прочитать?

Я еще раз представила себе нашу Лидочку с волчьим билетом, мысленно посчитала до десяти и проникновенно сказала:

– Швабра Игоревна, то есть… я вас очень прошу, давайте вместе подумаем о судьбе моей сестры, она ведь еще ребенок! Я вас очень прошу, не сердитесь на нее… Ну, пожалуйста, я же с вами как с человеком!

– Не надо со мной как с человеком, – покачала головой Лидочкина Учительница.

– А как же мне с вами? – озадаченно спросила я.

– Как с учителем.

Она протянула руку за листком, а я, вместо того чтобы отдать ей листок, быстрым движением скомкала его и сунула себе в карман. Раз уж она не человек, а учитель, то все средства хороши!

– Это копия, – радостно сказала Швабра Игоревна, – а подлинник у директора. Еще одну копию могу вам дать с собой на память, и не забудьте показать это вашей матери и отцу. Идите к директору и забирайте документы.

Я не забрала Лидочкины документы – не хотела идти к директору такой заплаканной и униженной. Мне нужно было прийти в себя, и я зашла в соседний со школой «Кофе-хауз» выпить кофе. Я не люблю «Кофе-хауз», но сейчас мне было все равно.

Я заказала капучино и, положив голову на руки, принялась плакать – специально хотела выплакать все слезы и прийти к директору гордой и безразличной.

– Лиза, – раздалось надо мной, и сначала во мне что-то упало, а потом я подняла голову и увидела – надо мной стоял Сергей.

– Как будто я в Москве, – пробормотала я.

– Ты в Петербурге, – заверил меня Сергей. – У меня здесь встреча. Я сначала не хотел к тебе подходить, но ты плачешь. Какая же из твоих натур плачет – вторая, третья? Я могу им чем-нибудь помочь?..

– Никакая натура, это я сама плачу… Лидочка… несчастье… Что мне делать?.. Никто не может помочь… – Я помотала головой, помахала рукой и даже, кажется, дернула ногой, всем своим видом показывая – уйди!..