– Вадик очень влюбчив. Я познакомился с Вадиком через Алину, он милый добрый мальчик, и я как-то привык его опекать. Я не первый раз спасаю его от совершенно неподходящей девицы. Мне пришлось объяснить ему, что к чему.

– Очень благородно с твоей стороны так заботиться о друге… – похвалила я.

Мне очень хотелось узнать, что же произошло, – конечно, не выдавая Женю, не поставив ее в смешное положение брошенной. Поэтому я небрежно улыбнулась, как будто мы говорим не о моей сестре, а просто сплетничаем, как бывает между приятелями, – о чужих романах, о том, кто кого любил и разлюбил, кто кому подходит.

– Я и сама думаю, что они очень разные, – согласилась я. – Но мне очень интересно твое мнение – почему они друг другу не подходят? Ты такой умный и так хорошо разбираешься в психологии людей.

Это было беззастенчивое вранье – откуда мне было знать, как Сергей разбирается в психологии людей? Я просто действовала по старинной книге «Искусство обольщения» – льстила и восхищалась. Восхищалась, а сама ожидала, что он скажет в ответ какую-нибудь глупость, из тех, что говорят психологи в семейной консультации: разные темпераменты, характеры… или… неужели он скажет «деньги»? Тогда все сразу встанет на свои места, и я больше не буду о нем думать, не буду вглядываться в лица прохожих…

Оказалось, что старое прабабушкино средство действует и на таких уверенных в себе мужчин, потому что Сергей взглянул на часы и с сомнением спросил:

– Ты действительно хочешь это услышать?.. Ну, хорошо, но у меня только пять минут, так что слушай внимательно. Ты умная девочка, я видел, как ты корчилась от стыда за глупость и распущенность твоей сестры и отсутствие такта у твоей матери… Каждый из нас представляет собой только то, чем является его семья. Не обижайся, ты и твоя старшая сестра – красавицы и умницы, – Сергей улыбнулся, – но разве можно пожелать своим детям иметь такую родню, как эта ваша Лидочка? Да и твой отец… Я видел его лишь однажды, и он вел себя, мягко говоря, странно… кажется, он решил, что мы прибыли из Африки… Ну, неважно… В общем, тут ничего не поделаешь, происхождение – это диагноз, это неисправимо. Я, например, никогда не допущу, чтобы мать моих детей была из простой семьи, я просто не имею на это права. Настоящий мезальянс – это не деньги, это разность воспитания, образования…

Я промолчала, и это может показаться странным. Сергей с потрясающей наивностью расставил нас с ним на разные ступеньки и с верхней ступени небрежно сообщил мне, что я – ниже. Но он так доброжелательно улыбался, был таким милым и мягким, что весь этот разговор был как будто теоретическим, словно Сергей читал лекцию, старательно наделяя меня каким-то новым знанием.

Я молчала, да и что я могла сказать в ответ? Убеждать его, что мама не всегда бывает нетактичной, Лидочка еще ребенок, отец знаменитый ученый, а не сумасшедший, и Африка – это его форма сопротивления пошлостям жизни? Зачем? Глупо уверять человека, который считает вас ниже себя, что на самом-то деле вы ничуть не ниже.

Можно было бы молча повернуться и уйти, но мне хотелось понять все до конца.

– Но при чем здесь Вадик? – спросила я Сергея как преподавателя, как будто я не поняла условие задачи. – Вадик и Алина провели детство на окраине Нефтеюганска, а не в английском пансионе.

– Моя мама считает, что в России необходимо создать новую аристократию. Ситуация Вадика типична: его отец стал очень богатым человеком, он может дать сыну самое престижное европейское образование, но сам так и останется совершеннейшим дикарем. А Вадик, с его богатством и образованием, уже сможет создать новую аристократию – если, конечно, найдет себе подходящую жену, а не медсестру из многодетной семьи с проблемными родственниками… Все, Лиза, мне пора.

– Я поняла, – спокойно сказала я, как будто разговаривала с преподавателем. И вдруг все это перестало быть просто условием задачи, а стало обидой, негодованием, злостью. – Все это глупость! Глупость и высокомерие! – закричала я так, что на нас оглянулись прохожие. – Гадко придумывать всякие теории и топтать живого человека! Из-за твоих дурацких теорий моя сестра плачет, из-за тебя моя сестра несчастна! Женя его любит! Ты понимаешь – лю-бит!

В порыве злости я совершенно забыла о своем желании не выдавать Женю, но ведь это не стыдно – полюбить. Я все еще держала в руке Лидочкину тетрадь и вдруг резко выдернула из тетради страницу, разорвала ее на мелкие кусочки и бросила Сергею в лицо. Я все рвала и рвала тетрадку и бросала, а Сергей стоял, как будто над ним шел снег, и он весь был в белых обрывках, как в снежинках. Я разорвала всю тетрадку и тихим страшным голосом прошипела:

– Ты придумал послать ей деньги. Ты ее оскорбил. Я тебя ненавижу.

– Ты всегда кидаешься предметами, если тебе что-то не нравится? Это только подтверждает мою правоту – ты дурно воспитана. Ринулась в атаку, как этот ваш злобный пес со странным именем, который гуляет по расписанию. А что касается денег, я считаю, что любое затраченное время принято оплачивать, – невозмутимо сказал Сергей и ушел, весь в бумажных обрывках, не отряхнувшись и не простившись.

Ничего подобного! Я хорошо воспитана, я не похожа на Исчадие Ады, и шипела я, как змея, а вовсе не как собака.

– Клево она выступила, – раздался детский голос.

Неподалеку от меня стояли мальчик с девочкой, оба с ранцами за плечами. Очевидно, они стояли здесь уже некоторое время, а я и не заметила, что за нами наблюдают. Теперь они громко обсуждали эту безобразную сцену, как только что просмотренное кино.

Девочка поманила меня пальцем – «пойди сюда», и я послушно подошла.

– Тебе нужно было ка-ак дать ему кулаком, тогда бы он в тебя влюбился, – сказала девочка.

– Так нельзя обращаться с людьми, – солидно возразил мальчик.

– С мужчинами можно, – отмахнулась девочка, – у меня уже такое было: я ка-ак дала одному мальчишке, так он сразу в меня влюбился.

– Это когда было? – ревниво спросил мальчик.

– Недавно, в детском саду, – ответила девочка и обратилась ко мне: – А тебе я знаешь что посоветую? Забудь про него, он тебя не любит. Вот если бы ты дала ему кулаком…

* * *

– Ну что? – небрежно спросила мама с видом человека, который готов к большим неприятностям, но в душе надеется на мелкие.

– Да какая-то ерунда, не стоило из-за этого вызывать… – пробормотала я.

– Я так и знала, – кивнула мама.

Маме нельзя было рассказать – она не хочет знать ничего плохого. Отцу нельзя было рассказать – он и без того относится к Лидочке иронически. Жене нельзя было рассказать – она все равно не поймет, что сделала Лидочка.

А вот с Марией можно поговорить – нужно же мне было с кем-нибудь поделиться.

Осторожно, как будто из интереса к проблемам воспитания и наследственности, я задала Марии вопрос:

– Ты случайно не знаешь, что важнее – наследственность или воспитание? Почему в одной семье получаются совершено разные дети?