Товарищ Лю Денлао занимался мягкой гимнастикой по системе Дин.

В это утреннее время никто не мог тревожить товарища Лю.

Даже если бы небо обрушилось на Поднебесную — и то нельзя было бы потревожить товарища Лю. Покуда он не сделает весь круг из восьми упражнений — от «Спящего медведя» до «Голодного журавля»… В каждом из восьми упражнений — восемь движений, повторяющихся по восемь раз. На весь круг уходило около часа.

Потом товарищ Лю Денлао умывался возле пруда во внутреннем саду, пил чай и только уже после чая выслушивал доклад своего юного секретаря и наложника — товарища Ван Хэ.

Сегодняшний доклад был особенно хорош и радостен.

Русские были готовы к переговорам на условиях Пекина.

А это означало, что великое перестроение вселенной подходило к своей завершающей стадии, и, как завещал им товарищ Мао Цзэдуи, желтый человек занимал подобающее ему главенствующее место.

«Бурлящее море когда-нибудь затихнет, — писал в своих стихах товарищ Мао. — И тогда кормчий причалит корабль революции к тихой гавани богатых даров».

— Эти смешные русские снова хотят посетить наш Шаолинь, — смеялся Ван Хэ.

— Да, товарищ Ван, это смешно, — согласился Лю Денлао, вытирая руки горячим полотенцем, — они так и не догадались, что истинный Шаолинь еще при великом Мао весь перекочевал в Пекин. Какие они наивные, ездили смотреть подделку, верили нашему обману, воистину был прав Конфуций, когда говорил, что Запад никогда не удостоится великой мудрости Востока и что он останется жалким рабом своей любви к рабским привычкам и заблуждениям, пребывая в плену обманных истин, истинами не являющихся.

— Ха-ха-ха, какие они дураки, товарищ Лю, — согласился Ван Хэ, — но это еще не все новости, с нами ищет встречи господин Ходжахмет.

— Это тоже хорошая новость, — согласился Лю Денлао, — он наконец понял, кто контролирует космос, он понял, что мы держим его крепко и никогда не отпустим.

— И последняя хорошая новость, товарищ Лю, — с лучезарной улыбкой объявил Ван Хэ, — ближайший заместитель Ходжахмета Ходжаева, его советник по безопасности Алжирец сепаратно от хозяина и господина ищет встречи с нами.

— Да, дорогой Ван, это очень хорошая новость, — согласился Лю Денлао, — это означает, что в дом их царей вползла змея предательства, и она не уползет оттуда; пока не пережалит всех обитателей этого дома. И тогда мы войдем в этот дом, чтобы забрать его.

— Да, дорогой товарищ Лю, вы как всегда правы, и как всегда говорите очень образно, подобно великим Конфуцию и Мао Цзэдуну.

Лю Денлао поднялся с циновки, огладил живот и сказал:

— А теперь снимай штаны, товарищ Ван, и повернись ко мне своим загорелым и юным задом, а я буду метать в него стрелы моей мудрой старческой страсти, которая — как листья красного клена на спокойной поверхности осеннего пруда…

* * *

Лодка К-653 «Краснодар» была в автономном плавании уже третий месяц.

Десятую неделю подводники не видели неба и небесных светил, не вдыхали свежего воздуха с поверхности.

Воздух отфильтрованный.

Вода из опреснителя.

И постоянное раздражение от того, что видишь все одни и те же лица.

И какой же был шок, когда среди опостылевшего набора товарищей по отсеку, по твоей БЧ[20], мичман Фидиков вдруг увидал новых!

Нет, не из соседнего отсека, не из переборочной двери, а прямо из воздуха!

И это в тот момент, когда лодка шла на глубине трехсот метров со скоростью двадцать пять узлов!

Чужие в лодке.

Чужие в отсеке…

Такой и команды-то не предусмотрено уставом.

Можно подать в центральный пост сигнал «пожар в отсеке».

Или «пробоина на девять часов между сто двадцать пятым и сто двадцать шестым шпангоутами…».

Или что в твоем отсеке пробит ВВД[21]… Или что у тебя короткое замыкание в каком-то из кабелей и дым в отсеке…

Но чтобы чужие в лодке?

Откуда?

Откуда им взяться?

Лодка ведь идет на глубине триста метров…

А их было пятеро.

И в руках у них были пистолеты и ножи.

Но стрелять им было запрещено.

Это потом, из допроса захваченного террориста, они выяснили, но сперва-то они ничего не поняли, сперва-то они ничего не знали.

А была вторая вахта.

Старшим офицером в центральном посту был второй помощник, капитан 3-го ранга Матвеев.

В первом отсеке вахту несла группа мичмана Фидикова.

Фидиков как раз с грустью взирал на торпеду-толстушку, которую вскорости им и его матросам предстояло загружать в торпедный аппарат… И едва он пальцем провел по зеленой, покрытой тонким слоем солидола поверхности торпеды, как в воздухе за его спиной послышался какой-то щелчок.

Как будто пальцами кто-то щелкнул, как в испанском танце.

Фидиков обернулся и обомлел.

В его отсеке, в их отсеке, в котором уже три месяца никого посторонних, кроме командира лодки, который два раза заходил в отсек, да первого помощника, который тоже два или три раза посещал их первый торпедный отсек, никого… Ну никого никогда не было! Только командир их БЧ и командир отсека капитан-лейтенант Бояринцев, мичман Сахновский, мичман Фидиков, главстаршина Павлинов, старшина 2-й статьи Семенов, старшина второй статьи Лемох и шесть матросов — Панин, Громов, Белкин, Ирмант, Валагин и Мякин.

Все!

Никого здесь никогда не было более, и быть не могло!!!

Теперь же в их отсеке были чужие.

В масках и с ножами.

И они резали спящих ребят из отдыхающей вахты…

Кровь…

Кровь ручьем. Фонтаном из перерезанного горла матроса Мякина.

Кровь фонтаном из перерезанного горла главстаршины Павлинова…

Что их тогда спасло?

Потом, когда они разбирали все это с командиром, решили, что спасло их чудо.

Чудо, что на вахте был мичман Фидиков — чемпион флота по каратэ.

Первому ударом сюта-уда-учи снес голову, переломив шейные позвонки, второму простым, но сильнейшим мае-гери в спину сломал хребет в районе поясницы…

А потом — пошло-поехало, покуда не остановился весь в крови.

И потери как в оборонительном бою…