Тихо и однообразно потянулись для Лены скромные сельские будни. Девушка с трудом привыкала к аскетическим условиям сельского быта. Розовые воспоминания детства, разукрашенные яркими красками лета, постепенно приобретали несколько иные, унылые цвета. То, что летом вызывало у нее восторг, зимой казалось чем-то ужасным и неестественным. Летний душ посередине залитой солнцем поляны был заменен на маленький тазик, стоящий на табурете в едва теплой веранде. Утренний моцион, который она любила совершать по шелковистому, усыпанному росой лугу, теперь заменили короткие пробежки от курятника к хлеву с кабанчиками. Куховарить приходилось не на летней печи, а на керогазе. Баллон с газом стоял пустой. Все никак не могли из тракторной бригады людям газ привезти. Вместо модной пятнистой шубки появилась немаркая и удобная фуфайка, в которую облачилась девушка. Аккуратно сняв остатки красивого яркого лака, она коротко обстригла ногти, под которыми, как она ни старалась, никак не исчезали темные полоски грязи.

Но сейчас для Лены это было не самое главное. Самое важное – это то, что чувствовала она себя хорошо. Токсикоз прошел. Кажется, она даже начала поправляться. Бабушка не донимала ее расспросами. Кроме маминого двоюродного брата, дяди Толи, и его жены Любы, к ней никто не приходил. Подруг в селе у девушки не было. Родня в большинстве своем работала, встречались они изредка по выходным. Клуб, кино сейчас были не для нее. Вокруг все было тихо и очень спокойно. Только родители, узнав, куда ее занесло, были очень удивлены. Что у них было в голове, Лена могла лишь догадываться. Радовало одно – они были очень заняты. Но перед Новым годом обещали наведаться и, со слов бабушки, помириться с ней. А это было, конечно, не очень хорошо.

Девушку разбудил протяжный крик голосистого деревенского петуха. Сбросив с себя одеяло, Лена первым делом натянула носки. В комнате было довольно прохладно. За ночь дом быстро остывал и лишь к вечеру, после того как протопится печь, в комнатах становилось тепло. Быстро одевшись, она аккуратно заправила постель и вышла на веранду. Наклонившись над керогазом, бабушка старалась его разжечь. Эту премудрость Лена освоить пока еще не могла. Ведь для разжигания этого допотопного прибора сначала нужно было снять конфорку, затем газосмеситель и лишь после этого зажечь фитиль. Но это было лишь полдела! После того как фитиль загорится по всей окружности, необходимо было поставить все это на место. И только минут через десять, когда газосмеситель разогреется, вручную, поворотом фитиля, можно было регулировать пламя и готовить еду. Для избалованной городским бытом девушки это было нелегко. Но и это было еще не все! Самым тяжелым после этих сложных процедур было отмыть руки. Копоть и запах керосина, оставшиеся на руках, никак не хотели уходить. Порой, чтобы приготовить еду, руки приходилось мыть по пять раз. Поэтому керогаз бабуля разжигала всегда сама.

– Ба, доброе утро! – весело сказала Лена и поцеловала старушку в щеку. – Как спалось, как ревматизм?

– Спасибо, девочка моя, – ответила бабушка и расплылась в нежной, довольной улыбке. – Немного поспала. Сколько мне надо? Правда, замучил меня этот ревматизм. Чувствую, снег опять сыпать начнет. Всю ночь руки крутило, ноги пекло. Ох, эта старость! Одна беда. Хорошо, что ты у меня есть.

Обернувшись, бабушка Мария внимательно посмотрела на нее. Умостившись на скамейке, Лена поджала под себя ноги и посмотрела в окно.

– Бабульчик, ты иди, полежи! А я пока супчик сварю. Хоть немного себя пожалей!

– Не надо первого варить, – задумчиво ответила баба Мария. – Впрок ни к чему. А в обед мы в гости идем.

– К кому? – удивилась девушка и, схватив со стола пирожок, начала есть.

– Иван Спиридонович с утра приходил. Сегодня же двадцать пятое число. День ангела его отца. Он нас к часу к себе на обед зовет. Надо уважить, а то нехорошо. Все-таки родня! Брат Толика, тесть Олега. Пойдем?

Устав от однообразия, Лена с аппетитом проглотила пирожок и глухо, опять откусив, протянула:

– Угу!

Наскоро позавтракав, девушка взялась за уборку. Глядя на то, как бабушка Мария радуется, она изо всех сил старалась ей помочь. Правда, радость Лены постепенно начала иссякать. Жизнь в селе все-таки была нелегка. Вытрусив дорожки, она подмела в комнатах и вымыла полы. Затем, растопив во дворе печку, поставила казанок с картошкой для свиней и убрала в хлеву. Затем аккуратной, ровной стопочкой сложила возле печки дрова. Заметно уставшая, Лена не хотела уже ни в какие гости.

Да и настроения для посиделок у девушки почему-то не было. С самого утра что-то тяжелое, словно дурное предчувствие, сжимало ее сердце. Что бы она ни делала, в мыслях все время возвращалась к Грише. «А может, о нем что-то стало известно, а может, его нашли?» – подумала она и решительно подошла к телефону. Оглянувшись, посмотрела в окно. Баба Мария была во дворе.

Быстро набрав междугородку, Лена продиктовала номер Ферганы. К счастью, Гульнара была дома.

– Слушаю! – весело ответила она.

– Гульнара, привет! – взволнованно крикнула девушка. – Это Лена Бондаренко. Узнаешь?

– Ленка, конечно узнаю! – изменившись в голосе, ответила женщина. – Как ты? Как твои дела?

– Да я ничего. Ничего хорошего. А как вы, как малыши?

– Спасибо, Леночка, все хорошо. Дима уже в строю. Сейчас в Фергане, готовится к переводу в Украину. Хочет служить поближе к родным местам, – ответила женщина и тяжело вздохнула.

Чувствовалось, что разговор давался ей нелегко.

– Гульнара, – неуверенно проговорила Лена и замолчала. Вдохнув глубоко воздух, дрожащим голосом продолжила: – Скажи, о Грише нет никаких новостей?

В трубке послышался слабый вздох.

– Нет. Ничего. Ничего, к сожалению, нет. Недавно двоих, еще летом захваченных в плен ребят выкупили. А о Грише никаких известий, – с болью ответила Гульнара. – Димка, как только поправился, ездил к начальнику особого отдела 40-й армии – полковнику Веселову. Муж тоже не может смириться с тем, что Гриша бесследно исчез. Полковник принял его хорошо. Выслушал внимательно. Они долго о Грише говорили, обсуждали всевозможные пути, чтобы его найти. Веришь, они сделали все, что могли! Дали различные запросы, даже вышли на главарей банд душманов. Предложили за Калетника десять миллионов афгани! Хотя солдат порой и за сто тысяч освобождали. Но это я так говорю, чтобы ты понимала, что никто не сидел сложа руки и никто ничего не жалел. Они искали любую информацию. Но тщетно.

– Что же мне теперь делать, Гуленька, что? Как мне его найти? Хотя бы знать, что с ним! Веришь, я готова ко всему. Время уходит. Уже месяц прошел, как он пропал, – Лена слегка всхлипнула, – а новостей никаких. Я понимаю, время работает против нас. Чем, чем я могу помочь? Я ведь даже ему не жена. Спасибо вам. Спасибо, что не забываете, что пытаетесь ему помочь. Не знаю, что мне теперь делать, как жить?

– Лена, прости, что я тебе это говорю. Но я тоже женщина. Мне очень тебя жаль! – Гульнара тихо засопела в трубку. – Я не имею права тебе ничего советовать. Решай сама. Но все, кто видел бой, говорят, что шансов выжить у Гриши не было. На землю он садился, скорее всего, не живой. Будь он в плену, то падкие на деньги душманы наверняка согласились бы на выкуп, предложенный за Гришу. Но они молчат. Прости. Это война. Бедная моя девочка, как тебе сейчас тяжело!