Я шел на вершину. Кажется, я единственный кому пришло в голову посмотреть на Дирижера. Даже Рыжий не подошел забрать свой топор. Собственно, и Марат к своим стрелам относится достаточно трепетно, однако… Маг лежал на земле с раскроенным черепом, однако все же не топор был причиной его смерти. Я был несправедлив к себе. Пять стрел вошли точно в сердце. Черные-черные стрелы. Сегодня Марат мог бы мне позавидовать, я сам такой точности с такого расстояния не видел никогда. А вот стрелы Марата Дирижера не задели – ни одна. Что ж, я не буду ему об этом говорить. Рядом с Дирижером лежало тело мужчины с до боли знакомыми чертами лица. Я твердо знал, что вижу его впервые, и все же…Я снова вспомнил наш разговор с Мокашей…Хотелось бы мне ошибаться, но скорее всего это был Стасик. Он вырос и успел состариться, но это был Стасик. Мальчик просто был источником силы для Дирижера – и умер, когда маг выжал его досуха. Два тела, которые мы нашли отдельно от караванов, вероятно, были следствием подобного же действия. Я собрал стрелы и аккуратно уложил их в колчан. Туда же я уложил еще одну вещь, которая выделялась своей молочной белизной среди черных стрел. Это была дирижерская палочка мага.

Надеюсь, наши ростовские коллеги выделят нам повозку, чтобы мы могли добраться домой, заодно прихватив с собой тело Дирижера – такова воля ковена. Линия каравана восстановлена, нам здесь больше нечего делать.

Военные не торгуются. Армия создана, чтобы брать силой.

Из конспекта слушателя высших командных курсов

Обратной силы не имеет. Ненавижу эту фразу. Если уж есть в этом мире магия, то нужна она именно для того, чтобы обращать вспять всё то, что, увы, непоправимо… Я не рискнул оставить людей в ростовском караване, который стал приманкой для Дирижера. Мокаша вряд ли одобрила бы мою мягкотелость. Что там Мокаша – Алехин никогда в жизни не рискнул бы успехом операции из-за жизни каких-то там купцов. Что ж, значит, купцам повезло встретить майора Каховского.

Наша повозка обновляла путь. Путь, по которому через пару дней в оба конца снова пойдут караваны. Еще десять дней пути – и майор Каховский отойдет в сторону, чтобы уступить место детективу Алексу.

– Алекс, продашь эту белую штуковину? – Ну, вот, Алехин меня уже разжаловал. – Буду внукам показывать…

– До внуков еще дожить надо, сержант

– Это точно, каждый раз, когда я оказываюсь с тобой в одном деле, я думаю только о том, чтобы дожить… В следующий раз – подам в отставку, никакие деньги не приставят отрезанную голову обратно к шее.

– Знаешь, Алехин, ирония в том, что я-то уже подал в отставку, но от этого как-то не легче…

У нас в Киеве монархия, так что каждый сам себе господин ровно до той минуты, когда Корона решит, что ты ей нужен…

Нам предстояло десять дней убаюкивающей тряски, убаюкивающей, даже несмотря на то, что колдобины били по колесам, те – по повозке, а та била по нашим слабым телам, у которых, как на грех, нет ни единого амортизатора. В памяти всегда остается последняя кочка – повозку основательно тряхнуло. Вероятно, мы заблудились и лошади уперлись лбами прямо в Большую Стену – не представляю, что еще способно было так резко нас остановить.

Зря я спрашивал. Картина, которая мне открылась, способна была остановить любого не менее эффективно. Снова вольфы, много вольфов. Неужели единственный метод не встречаться с вольфами – это убить каждого? Или быть убитыми самим. Весы фортуны явно склонялись к более печальному для нас варианту. На Веронику надежды никакой, а вместо семи бойцов в Костяном отделении осталось всего четверо. Что-то уперлось мне в спину – это Алехин пытается всучить мне лук… Трудно сказать, какой в нем толк на таком расстоянии. Единственная причина, по которой вольфы все еще не напали на нас, это, вероятно, желание нас помучить переде смертью. Если пытки будут заключаться именно в том, что они и дальше так же молча будут стоять вокруг повозки… Пусть эта пытка длится подольше.

Колчан лег на спину, лук успокоился в руках, закончатся стрелы – меч под рукой… Когда же наконец сказка о том, что всегда можно договориться, станет явью? Рука сама заученным движением потянулась за стрелой, а та решительно не захотела ложиться на тетиву. Дирижерская палочка очень плоха в качестве стрелы. Наверное, ею можно продырявить ноты…

Сява и Алехин, занявшие позицию, передо мной и Маратом, по счастью, не увидели моего позора, зато его увидели вольфы. Движение, начавшееся с тех, кто стоял ближе ко мне, постепенно расходилось по всей стае: шаг за шагом они отступали. Кажется, они решили, что сегодня в качестве Дирижера выступаю я? Не буду их разочаровывать. Вольфы отступали все дальше и дальше, пока не исчезли в зарослях вдоль дороги

– Они здесь, майор – о, для Алехина я снова майор, – кажется вы их напугали…

– Данила, трогай! – Пока вольфы ждут от нас худшего, было бы неплохо оказаться подальше от них. Пускай Яковлев разбирается с взбесившимся племенем. Не хватало мне еще кого-то потерять в этой сумасшедшей кампании.

Данила тронул. Лошади, которые, кажется, почувствовали, что час их превращения в конину был как никогда близок, рванули так, будто хотели оказаться в Киеве через пару минут. Увы, по-видимому, вольфы любят конину примерно с той же силой, с какой лошади ее ненавидят. Не уйти: с обеих сторон к нам сомкнутой массой устремились вольфы. Что ж – на этот раз и лук наготове, и никакие сувениры не помешают ему выполнить свое предназначение. Ну-ка, еще чуток поближе – и мы с Маратом повеселимся, проверим, я так точно и кучно стреляю только по колдунам или по чудищам тоже!

Чудища остановились. Что ж они за такие кошки-мышки с нами устроили? Думают, я с такого расстояния не попаду? Вероятно, зубы и когти не самые страшные последствия мести Дирижера: мозги у них ни к черту. Я бы на месте вольфов держался от нас подальше. Думаю то, что они в конце концов нас одолеют, будет служить слабым утешениям для тех, кто сейчас стоит в первых рядах. Им же суждено первыми лечь – лечь, чтобы уже не встать…

– Приготовится! – вероятно, самый безумный из вольфов решил в одиночку решить вопрос с нашей командой. Что ж, чем ближе он подходил, тем больше оснований его мании величия становились видны. Абсолютно седой вольф, с мордой, иссеченной шрамами настолько, что казалось чудом наличие обоих глаз. Он мог исправно служить ночным кошмаром даже для Хозяйки Лысой Горы. Особенно поражали его размеры. Может, он не вольф? Может, это новый вид гигантского вольфа – подвид Спасайся Кто Может? Если выживу, обязательно опишу Хозяйке эту встречу в подробностях – по крайней мере буду уверен, что не один я вздрагиваю по ночам.

Супервольф остановился метрах в трех от повозки и зарычал. Пугает что ли? Не знаю, как называется следующая степень страха после «напуган до смерти» – «еще жив, но все еще напуган»?

Стоп, кажется он не рычит, это у него акцент такой.

– Еще раз, пожалуйста! – Ага, кажется, он меня понимает лучше, чем я его

– Покажи!