— День добрый, — прогремело за спиной. — Руслан Багиров, очень приятно с вами познакомиться.

Батя обошел меня, встал ровно перед бабушкой Ники, подхватил ее руку и поцеловал тыльную сторону ладони, на что Валентина Ивановна явно не знала, как реагировать. Шок и смущение читались в глазах. Хотя я не думал, что ее в принципе можно было бы смутить.

— Добрый-добрый, если с добром пришли, — бабушка Ники приосанилась и расправила фартук. — Если паспорт не врет, а он все-таки привирает в графе даты рождения, то я Валентина Ивановна.

Батя улыбнулся и сложил руки за спиной, а я не знал, куда себя день, пока не отреагировал на движение во дворе. Из двери обветшалого дома вылетела взлохмаченная Ника, и тут я подорвался с места. Моя девочка. Глаза опухшие, цвет лица ближе к сероватому, губы синюшные. Сразу понятно, что рыдала. А куда ей плакать в ее состоянии?

Я побежал к ней, не обращая внимание на то, что смотрели, да и не только наши, но и добрая половина соседей в радиусе пятидесяти метров. Мне было плевать на гордость, злость, что так все получилось, я был готов к тому, что она меня пошлет с порога. Все это было неважно, самое главное в тот момент было почувствовать ее в своих руках, обнять и просто прижать к себе.

Ника стояла ни жива ни мертва, взгляд перепуганный и даже немного удивленный. Словно она меня не ожидала тут увидеть совсем, а может скорее не хотела видеть вовсе.

— Чуть не сдох, бля, — я упал на колени, обхватывая пока что маленькую фигурку двумя руками, — никакого нахер аборта, малыш, не думай даже, я не позволю.

Я может и пиздюк конченный, но не подонок, и как бы там ни было, что бы я ни лепетал, ребёнка от нее иметь я хотел. Пусть захотел именно тогда, когда узнал о беременности, но это не отменяет факта моего желания. Я вжимался носом в живот своей девочки и больше всего на свете желал, чтобы она меня приняла. Со всем моим разнообразным дерьмом, которое ради нее я готов был в себе менять на что-то светлое и доброе, как и моя девочка. В нос моментально ворвался нежный цветочный запах, и я посильнее вжался лицом в тонкую стань футболки.

— Ты совсем с дуба упал? Какой аборт?

Что значит какой аборт? Я замер, а Ника начала оттаскивать меня от себя, но я только сильнее прижимался. Меня теперь и за уши не оттянешь. Маленькие холодные ручки обхватили мою голову, и я поплыл окончательно от близости манящего тела. Ох уж этот Ракитин, знал, как задать жару моей нервухе.

Хороший он друг все-таки, тут спорить было бесполезно. Несмотря на то, что бесил иногда знатно.

— Миша, прекрати эту показуху.

Я перехватил ее руки и прижал к лицу. О чем речь? Какая показуха? Ника ежилась и подозрительно косилась в сторону наших. Но, надо отдать должное бате и Ракитину, они особо на нас не пялились, молча выгружали вещи, пока бабушка Ники на перебой что-то им вещала.

Пришлось встать и прижать к себе брыкающуюся девушку, затем я прошептал ей в ухо:

— Надо поговорить…наедине, — провел ладонью по щеке, а Ника моментально отвернулась от меня, отступая на шаг назад.

— Пойдем туда, — она указала рукой на баню, и у меня тут же в голове всплыла пошлая шуточка на эту тему, пришлось ее прожевать вместе с остатками своих поплывших мозгов. Позже.

Моя девочка прошла вперед, а я за ней, но это было несказанно тяжело…просто идти и не трогать ее. Взгляд потому то и дело уплывал на подрагивающие округлые ягодицы, манящие взор и разжигающие фантазию по щелчку. Мы уселись на скамью у бани, с двух сторон скрытую перегородками. Видимо, самое уединенное место из всех. Очевидно, что в доме сейчас будет целая куча народа.

— Ник, я… — девушка обернулась и присела на самый край скамьи. — Это видео херь полная, я был пьян, впервые в жизни, и зол тогда был на тебя тоже. В целом, вообще забыл уже обо всем, потому что впервые в жизни мне было так хорошо с кем-то…

— Миш, если ты из-за ребенка, то не надо… — Ника попыталась меня перебить, но в скользнувшем по мне взгляде читалась боль. Девушка обхватила себя руками и отвернулась.

— Чушь собачья! Я и до того, как узнал о беременности, искал тебя. Вот только Ракитин раньше прискакал, — опустился на колени перед Никой и положил голову на сложенные руки.

— Это он тебя так?

Волновалась? Да, черт, я бы проехался по его кулаку своим рылом еще пару раз, если ты меня жалеть будешь, детка.

— Да плевать. Получил за дело, на его месте я поступил бы ровно так же, — носом зарылся в раскрытые для меня ладони и прикрыл от удовольствия глаза. Никакая саднящая боль не смогла бы отвлечь от чистого кайфа, который я вкушал в данный момент.

Она пахла как чертов сладкий мед, который хотелось жрать ложками, чтобы все нахер слиплось. Мне впервые стало до агонии гадко за то, что я причинил кому-то боль. Раньше ведь баб натягивал, бросал и особо совесть не мучала. После Катьки повелось и нормально все шло своим чередом. Но увидев свою Нику в таком состоянии, мне захотелось вырвать себе кадык. Серьезно. Сразу вспомнились слова отца, когда он мне наставнически пояснял, мол наступит пора, и буду я еще умирать от любви к той самой. Не верил, считал это байками для сопливых, но еб вашу налево, когда тебя прижимает окончательно и бесповоротно, все становится на свои места. И все россказни о том, что ты ни за что, да никогда, да после Катьки вашу любовь ни в пизду, ни … идут они все, эти россказни, лесом.

Хотя уже сейчас я понимал, что Катька была просто первой, что дала мне, вот я и поплыл. Да, мы встречались, да вроде бы были чувства, но я скорее больше обозлился на нее за сам факт предательства, чем за то, что любил, но она предала. Да и друга я потерял, какого-никакого. И не видел его с тех пор.

Но то, что я чувствовал сейчас к Нике, было для меня взрывом сверхновой.

— Я люблю тебя, Ник, и никогда не отпущу, даже если ты захочешь уйти. Вот такой я говнюк и эгоист, но по уши втюхавшийся в тебя. Я, черт, даже не знаю, как так вышло, что тебе со мной настолько не повезло…но бля, я для тебя все сделаю. Абсолютно. Ты только поверь меня, ладно? И говори мне обо всем, обо всех проблемах, чтобы я, мать его так, решить их смог. Понимаешь?

Ника перевела на меня потерянный взгляд и заплакала, прикрывая и без того опухшие глаза. Ну вот куда ей сейчас плакать.

— Детка, ты чего? Тебе плакать нельзя, — прижал к себе, поглаживая по голове.

— Миша…я, — подняла голову на меня, а потом стерла с щек влагу, — я просто…так сильно люблю тебя и это видео…оно меня размазало. Я правда хотела тебе сказать, но эти слова твои…

— Все-все. Ника, мы говорили в целом о детях, а не о том, что ты беременна. Да, бля, я бы как сопляк расклеился, скажи ты мне это лично. Это совсем другое, понимаешь? Одно дело обсуждать, а другое знать, что ты беременна! Видеть твой горящий взгляд, я же видел твою реакцию на детей, когда мы гуляли…

Еще бы, я не слепой же. Она всегда улыбалась проходящим мимо малышкам. А как к нам привязался какой-то пацан и лез трогать мою Нику? Мамка его еле оттащила. И я чет заревновал даже немного. А то, ну Пугачева и Галкин тоже раньше примерно в таком возрасте были. И что сейчас? Нахер мне такое счастье, чтобы какой-то обкакавшийся сопляк увел мою девушку. Это, конечно, я шутил тогда, но взгляд Никит запомнил. Она так смотрела только на то, что безумно любила.