Марк Фретлби был одной из этих редких личностей — он обладал врожденным даром собирать вместе приятных людей, людей, которые, так сказать, соответствовали друг другу. Он держал прекрасного повара и восхитительные вина, поэтому Брайан, несмотря на все тревоги, был рад, что принял предложение. Блеск серебра, сияние стекла и аромат цветов — все это, слившись воедино под приглушенным светом свисавшей с потолка лампы в розовом абажуре, не могло не пробудить в нем приятные чувства.

Столовая с одной стороны выходила высокими стеклянными дверьми на веранду, за которой просматривалась насыщенная зелень деревьев и ослепительные краски цветника, несколько приглушенные мягкой дымкой сумерек.

Брайан, держась настолько благообразно, насколько возможно для человека, обедающего в костюме для верховой езды, сидел рядом с Мадж, с удовольствием потягивал вино и прислушивался к оживленному разговору.

Феликс Ролстон пребывал в прекрасном настроении — главным образом, из-за того, что миссис Рол- стон сидела на другом конце стола, в невидимом для него месте.

Джулия Фезеруэйт сидела рядом с мистером Фретлби и пыталась его разговорить с такой настойчивостью, что он про себя уже начал желать, чтобы в нее вселился демон немоты.

Доктор Чинстон и Петерсон сидели с противоположной стороны стола, а старый колонист, которого звали Валпи, занимал почетное место справа от мистера Фретлби.

Разговор постепенно свернул на тему всегда злободневную и захватывающую — политику. Мистер Ролстон счел это удачной возможностью высказать свои взгляды на правительство колонии и показать жене, что он в самом деле собирается исполнить ее желание и сделаться влиятельной фигурой в политическом мире.

— Вы же знаете, — сказал он, взмахнув рукой так, будто обращался к парламенту, — страна катится в пропасть, и все такое. Сейчас нам нужен такой человек, как Биконсфилд.

— Да, но такие люди не каждый день встречаются, — заметил Фретлби, с улыбкой слушавший размышления Ролстона.

— И это очень хорошо, — сухо вставил доктор Чинстон. — Гениев не должно быть слишком много.

— Когда меня выберут, — сказал Феликс, имевший свои взгляды на вопрос появления в Австралии собственного Дизраэли, которые скромность не позволяла ему оглашать, — я, наверное, создам новую партию.

— И чем она будет отличаться от остальных? — заинтересовался Петерсон.

— Ну, понимаете, — замялся Феликс, — я еще не составил программу, поэтому пока что об этом рано говорить.

— Да, нельзя дать представление, не имея программы, — сказал доктор, отпив вина, и все рассмеялись.

— И на чем основываются ваши политические взгляды? — рассеянно, не глядя на Феликса, спросил мистер Фретлби.

— О, видите ли, я прочитал парламентские отчеты и конституционную историю, и… и «Вивиан Грей», — сказал Феликс, начиная чувствовать себя не в своей тарелке.

— Последнее автор назвал lusus naturae[18], — заметил Чинстон. — Не нужно строить политические планы, опираясь на тот вздор, что изложен в этом романе, потому что здесь маркиза Карабаса вы не найдете.

— К сожалению, — скорбно произнес Феликс. — Но можно найти Вивиана Грея.

Все заулыбались — уж слишком откровенным был намек.

— Но у него ведь так ничего и не вышло! — воскликнул Петерсон.

— Конечно, не вышло, — пренебрежительно проронил Феликс. — Он сделал врагом женщину, а человек, который настолько глуп, чтобы пойти на такое, заслуживает поражения.

— Похвальное мнение о нас, женщинах, мистер Ролстон, — сказала Мадж, бросив лукавый взгляд на жену этого джентльмена, которая с удовлетворенным видом слушала пустую болтовню супруга.

— Вы того заслуживаете, — галантно ответил мистер Ролстон.

— А вы когда-нибудь занимались политикой, мистер Фретлби?

— Кто? Я? Нет, — ответил хозяин, пробуждаясь от задумчивости. — Боюсь, я не достаточно патриотичен, да и дела не позволяли.

— А сейчас?

— Сейчас, — повторил мистер Фретлби, посмотрев на дочь, — я собираюсь путешествовать.

— Интереснейшее занятие, — подхватил Петерсон. — В мире столько чудес, что и жизни не хватит все посмотреть.

— В былые времена я в Мельбурне на чудеса насмотрелся, — вставил старый колонист, хищно блеснув глазами.

— О, не рассказывайте! — вскричала Джулия, закрывая уши руками. — Там наверняка одни гадости.

— Мы тогда не были святыми, — отрывисто рассмеявшись, сказал Валпи.

— Мы в этом отношении не сильно изменились, — сухо заметил Фретлби.

— Вы говорите о ваших театрах, — со старческой словоохотливостью продолжил Валпи. — Только у вас нет такой танцовщицы, как Розанна.

Брайан вздрогнул, снова услышав это имя, и почувствовал прикосновение холодной руки Мадж.

— И что это за Розанна? — полюбопытствовал Феликс.

— Танцовщица и актриса бурлеска, — ответил Валпи, оживленно кивая головой. — Такая красотка! Мы все сходили по ней с ума… Какие волосы, какие глаза! Вы помните ее, Фретлби?

— Да, — ответил хозяин каким-то странным сдержанным голосом.

Но прежде чем мистер Валпи успел продолжить разговор, Мадж встала из-за стола, и остальные леди последовали ее примеру. Неизменно вежливый Феликс открыл им дверь и был удостоен широкой улыбкой жены за прекрасную, как она посчитала, застольную беседу.

Брайан остался на месте, размышляя о том, почему Фретлби переменился в лице, услышав это имя. У него возникло предположение, что у миллионера в свое время был роман с актрисой и вспоминать ошибки прошлого ему было неприятно. Да и кому это приятно?

— Она была невесома, как фея, — посмеиваясь, продолжил Валпи.

— Что с ней стало? — коротко спросил Брайан.

Марк Фретлби вскинул голову и посмотрел на Фицджеральда.

— В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году она уплыла в Англию, — сообщил старик. — Не помню, то ли это был июль, то ли август, но что в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом, это точно.

— Простите, Валпи, но я не думаю, что всем интересно слушать воспоминания о какой-то балерине, — грубовато вмешался Фретлби, наливая себе бокал вина. — Давайте сменим тему.

Несмотря на высказанное напрямик желание хозяина, Брайану очень хотелось продолжить разговор. Но вежливость не позволяла это сделать, и он успокоил себя мыслью о том, что после обеда поговорит с Валпи о балерине, чье имя заставило Марка Фретлби проявить столь сильные чувства. Однако, к его неудовольствию, когда мужчины перешли в гостиную, Фретлби увел старого колониста в свой кабинет, где они и просидели весь вечер, вспоминая далекие времена.

Фицджеральд нашел Мадж за пианино в гостиной, она играла одну из «Песен без слов» Мендельсона.