— Что это за унылая мелодия, Мадж? — спросил он, усаживаясь в кресло рядом с ней. — Больше похоже на похоронный марш.

— Это точно, — согласился подошедший Феликс. — Не нравится мне 84-й опус Бетховена и вся эта классическая ерунда. Сыграйте нам что-нибудь полегче, скажем, из «Прекрасной Елены» с Эмили Мелвилл или что-то в этом роде.

— Феликс! — строго произнесла его жена.

— Моя дорогая, — ответил он, осмелев от выпитого шампанского, — ты говорила…

— Ничего я не говорила, — заявила она, глядя на него ледяным взором. — Просто я считаю Оффенбаха несерьезным композитором.

— А я так не считаю, — возразил он, садясь за пианино на место Мадж, которая встала. — И чтобы это доказать, слушайте.

Он легко пробежался пальцами по клавишам и зазвучал великолепный оффенбаховский галоп, который разбудил людей в гостиной, начавших дремать после сытного обеда, и заставил кровь в их жилах бежать быстрее. Когда они достаточно ожили, Феликс, получивший способную к оценке аудиторию — а он был не из тех людей, кто готов растрачивать мастерство впустую, — приготовился поразить их.

— Вы, верно, еще не слышали последние песни Фрости? — спросил он, покончив с галопом.

— Это тот композитор, который сочинил «Поскольку» и «Как же так»? — спросила Джулия, восторженно прижимая руки к груди. — Обожаю его музыку, и слова у него прелестно милые.

— Она хотела сказать «дьявольски тупые», — шепнул Петерсон Брайану. — В них смысла не больше, чем в таких названиях.

— Спой-ка нам новые песни! — приказала жена, и послушный супруг не стал возражать.

Песня называлась «Где-то» и была одной из тех удивительных композиций, которые могут означать все, что угодно, — конечно, в том случае, если в них вообще удастся обнаружить хоть какой-то смысл. Феликс обладал неплохим голосом, хоть и не очень сильным, мелодия оказалась приятной, но слова — таинственными. Первый куплет звучал так:

Второй куплет мало чем отличался от первого, и когда Феликс закончил, слушательницы зааплодировали.

— Как прелестно мило! — вздохнула Джулия. — Какие глубокие слова!

— Но где тут смысл? — озадаченно спросил Брайан.

— Его нет, — любезно пояснил Феликс. — Вы же не думаете, что в каждой песне должна быть мораль, как в баснях Эзопа?

Брайан пожал плечами и повернулся к Мадж.

— Должен сказать, я согласен с Фицджеральдом, — быстро вставил доктор. — Мне нравятся песни, в которых есть какой-то смысл. Текст того, что вы исполнили, так же загадочен, как поэзия Браунинга, только без его гения.

— Обыватели… — проворчал Феликс, встал из-за пианино и пошел к Джулии, собиравшейся исполнить балладу под названием «Вниз по склону», которая вот уже два месяца будоражила музыкальные круги Мельбурна.

Меж тем Мадж и Брайан прогуливались во дворе под луной. Ночь выдалась редкостная по красоте, с безоблачным синим небом, усеянным мириадами сияющих звезд, и большой желтой луной на западе. Мадж села на краешек мраморного бортика, который опоясывал неподвижный пруд перед домом, и опустила руку в прохладную воду. Брайан прислонился к стволу магнолии, зеленые листья и крупные кремовые цветы которой выглядели причудливыми в лунном свете. В широких окнах дома напротив, из которых лился красноватый ламповый свет, видно было гостей, оживленно танцующих под музыку Ролстона: их темные силуэты сновали туда- сюда в окнах, а веселый смех сливался с чарующей мелодией вальса.

— Похоже на дом с привидениями, — заметил Брайан, вспомнив жутковатое стихотворение Эдгара По. — Но здесь такое невозможно.

— Мне об этом мало что известно, — с серьезным видом сказала Мадж, зачерпнув немного воды и вылив ее обратно бриллиантово сверкнувшей в лунном свете струйкой. — Я знала один дом в Сент-Килда, где водилась нечистая сила.

— Какая? — насмешливым тоном поинтересовался Брайан.

— Это были непонятные звуки! — значительно произнесла она.

Брайан захохотал так, что испугал летучую мышь, которая резвилась в серебристом лунном сиянии, и та упорхнула за вяз.

— Крысы и мыши встречаются здесь куда чаще, — сказал он. — Боюсь, у обитателей твоего дома было слишком богатое воображение.

— Ты не веришь в привидения?

— У нашей семьи есть банши, — улыбнулся Брайан, — которая своим воем поднимает настроение нашим умирающим. Но поскольку саму леди я ни разу не видел, боюсь, это какая-нибудь миссис Харрис.

— Иметь родовое привидение так аристократично, — сказала Мадж. — Наверное поэтому у нас, колонистов, их не бывает.

— Ничего, у тебя будет, — рассмеялся он. — Наверняка привидения бывают не только аристократами, но и демократами. Но что за глупости я несу! — нетерпеливо продолжил он. — Призраков не существует, кроме тех, которых рождают сами люди. Призраки утраченной юности… призраки былых проступков… призраки того, что могло случиться… Таких привидений нужно бояться, а не кладбищенских.

Мадж молчала, потому что поняла смысл этих страстных слов: он говорил о тайне, которую открыла ему умирающая женщина и которая мрачной тенью легла на его жизнь. Она тихо встала и коснулась его руки. Легкое прикосновение вывело Брайана из задумчивости. Едва заметный ветерок зловеще зашуршал листьями магнолии, и они в молчании пошли к дому.

Несмотря на гостеприимное предложение мистера Фретлби, Брайан отказался переночевать в Ябба Яллук. Попрощавшись с Мадж, он сел на лошадь и, озаренный лунным светом, медленно поехал прочь. На душе у него было легко, и положив поводья на шею лошади, он предался размышлениям. Atra Cura[19] точно не сидела позади всадника в эту ночь, и Брайан, к своему удивлению, запел «Китти из Колрейна». Да и почему ему было не запеть, когда будущее представлялось столь ярким и приятным? О да! Они будут жить в океане, и она поймет, насколько беспокойные волны с их ощущением величественной тайны интереснее заполненной людьми суши.

Как прав был Томас Мур! Она поймет это, когда под раздуваемыми свежим ветром парусами они полетят над голубыми тихоокеанскими волнами.