А там было, за чем понаблюдать! Да, Гедеонов был слепым, но преимущество все равно оказалось за ним. Он уходил от каждой атаки соперника ровно за миг до того, как тот успевал нанести удар. Это казалось нереальным, но я-то знала, в чем дело: он попросту предвидел каждый шаг, все, что будет дальше.

Долго драться ему не пришлось, подоспели охранники. Они скрутили психа, выбили у него нож, впечатали в пол, нисколько не заботясь о том, сохранит ли он после этого все зубы. Он унизил их этим поражением, и теперь они хотели поквитаться. Не думаю, что они его убьют — но этот день он запомнит не хуже, чем я.

Мне было все равно, что с ним будет. Перед глазами у меня все плыло, голоса казались гулкими и далекими, словно мне мешок на голову надели. Я и сама не заметила, как Гедеонов оказался прямо передо мной — он тоже опустился на колени, и мое затуманенное сознание никак не могло понять: зачем?

А потом он обнял меня. Ничего не сказал, ничего не спросил, просто обнял с такой силой, будто я была не случайно спасенной служанкой, а по-настоящему важным для него человеком. Я даже не знала, что он на такое способен! И плевать ему было, что на нас смотрят слуги…

Я растерянно обняла его в ответ. Я чувствовала, как он дрожит, как по моей спине льется горячая кровь из его перерезанных запястий, а он словно и не замечал этого.

— Ничего, — прошептал он мне на ухо. — Ничего не бойся, пока я с тобой. Прости, что допустил это… Ты ведь мне веришь?

— Верю, — так же тихо отозвалась я.

И я действительно верила.

* * *

Я проснулась далеко за полдень, и за окном наверняка уже разгорелся жаркий день, но воздух в моей комнате был чистым и свежим. На тумбочке возле кровати стоял букет удивительно красивых белых роз — я, кажется, не видела таких в нашем розарии. Воздушные шторы на открытых окнах чуть заметно колыхались. Я осматривала все, что меня окружало, позволяя себе это долгое ленивое пробуждение. Я думала о том, что это все-таки мой дом, что меня никто отсюда не выгонит, хотя настоящей уверенности в этом по-прежнему не было.

Вчера, когда первая волна шока миновала, я все-таки потеряла сознание — я даже не помню, когда и как! От этого мне было немного неловко, ведь весь дом видел мою слабость. Причем они наверняка все неправильно поняли! Они-то решили, что я так перепугалась, нежная барышня… А дело было не в этом… Больше суток без сна, сутки без еды, совсем немного воды — и вот результат. Но я не могла объяснить это всем и каждому, приходилось принять свой позор.

Дальше я все помню смутно. Меня будили, я, кажется, просыпалась, но не до конца. Бывает такое состояние: полудрема, не сон и не явь. В таком состоянии я была чем-то похожа на зомби, но от меня, к счастью, ничего серьезного и не требовалось. Мне нужно было лишь вставать и поворачиваться, позволяя доктору меня осмотреть. Мне заклеили царапину на шее, ничтожную по сравнению с порезами Гедеонова, сделали какой-то укол и позволили уснуть.

По-настоящему я проснулась только теперь, отдохнувшей, хотя и не полностью восстановившейся. Мне пока не хотелось ни вставать, ни звать кого-то, я наслаждалась тишиной и покоем.

А потом ко мне заглянула Анастасия Васильевна, и я решила, что покой все-таки закончился, но зря. Она была ко мне гораздо добрее, чем я ожидала. Она ни словом, ни взглядом не упрекнула меня в том, что пострадал ее обожаемый хозяин. Напротив, она относилась ко мне как к заболевшему ребенку: ласково и строго, но строго ровно настолько, чтобы я не навредила себе.

Завтрак мне подали в постель — венские вафли, свежий мед и фрукты, кофе, все, что я пожелаю! Потом меня снова осмотрел врач, хотя смотреть, в общем-то, было нечего: царапина на моей шее была безобидней, чем содранная коленка. И все же доктор предупредил меня об обезвоживании и нервном истощении, поэтому мне весь день полагалось провести в постели. Я не возражала, я пока не была готова вернуться к работе.

Когда врач ушел и со мной осталась только Анастасия Васильевна, я отважилась спросить:

— Скажите, а как чувствует себя Владимир Викторович?

Я до сих пор не могла забыть ту вспышку внезапной, совершенно нехарактерной для Гедеонова нежности. Он так обнял меня, будто пытался защитить от всего мира! Это было намного больше, чем заслуживает простая работница… или мне только кажется? Может, это просто поступок хорошего человека, ничего личного, мне стоит сдержать свои мечты?

— Почему бы вам самой не спросить у него, Августа, — многозначительно улыбнулась Анастасия Васильевна.

— То есть?

— Хозяин просил меня предупредить его о первой же возможности навестить вас. Как думаете, есть уже такая возможность?

Я почувствовала, как сердце у меня в груди забилось чуть быстрее.

— Да, конечно, дайте я только оденусь!

— Ни в коем случае! — запротестовала она. — Вы что, не слышали, что сказал доктор? Строгий постельный режим!

— Но я ведь не могу встретить Владимира Викторовича вот так!

— Почему нет? Вы опасаетесь, что он увидит вас в ночной рубашке? А даже если б увидел, ничего страшного, она у вас похожа на милое летнее платьице.

Кто бы мог подумать: меня троллит пожилая домработница! Хотя настоящей обиды я не чувствовала, я была благодарна ей за ее заботу. Со мной родные люди так не нянчились, как она!

Анастасия Васильевна вышла, а буквально через минуту в комнате появился Гедеонов. Такая быстрота меня поразила — он будто под дверью ждал! А это ведь странно, в такое время у него должны быть клиенты…

Он занял кресло возле моей постели и теперь был совсем близко — мне достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться его. Я инстинктивно натянула одеяло повыше, хотя это было лишним.

Он выглядел таким же собранным и беззаботным, как обычно, и только белоснежные повязки на его запястьях напоминали, что не я одна прошла через тот кошмар.

Я молчала, не зная, что сказать, что вообще можно говорить в такой ситуации. Но тут он засмеялся — и этот смех, легкий и приятный, разрушил напряжение между нами.

— Поздравляю, Августа Стефановна, отличный план!

— Чего? — растерялась я. — Какой еще план?

Уж чего-чего, а плана последние два дня у меня точно не было!

— Вы ведь понимаете, что я должен был уволить вас? — поинтересовался он. — Обязан был, нравится мне это или нет! Весь мой персонал знает: мое слово — закон, и, если я один раз отступлю от закона, он потеряет силу. Вы должны были вернуться через два дня. Вы вернулись на третий.

— Да, — тихо отозвалась я.

— Так что да, вчера вы должны были быть уволены — если бы сразу не перешли на больничный. Ловко придумано. В свой больничный вы, конечно же, не обязаны были работать, это и объясняет ваше отсутствие с утра.

— Больничный? — эхом повторила я.

— А что же еще? Вы пострадали в моем доме, по моей вине. Да, у вас сегодня и завтра больничный, я говорил с врачом. Можете остаться в постели и послезавтра, если почувствуете, что это необходимо.