Веркамба оказалась деревней из десяти каменных домиков с искусно сплетенными соломенными крышами. Мальчик сказал, что в этом районе разведку золота вела крупная горнорудная компания. (Впоследствии я выяснил, что это компания «Мидрок», которой принадлежал рудник в Лега-Демби.) Местные жители боялись, что на их землях найдут золото, потому что в этом случае правительство национализирует землю и они будут вынуждены покинуть родные места.

Самсон сказал, что крестьяне изо всех сил стараются доказать, что в их земле нет желтого металла, хотя некоторые втайне роют шахты, надеясь найти золотоносную жилу. Рассказывали даже о крестьянине, который построил дом над входом в такую шахту. Ему удалось скрывать свой секрет целый год, но в конечном счете тайное стало явным, власти конфисковали землю, а хозяина просто вышвырнули.

В деревне мать мальчика угостила нас свежеобжаренным кофе и рассказала о последних событиях. Примерно месяц назад приезжали инженеры, чтобы взять пробы почвы. С ними был иностранец. Она призналась, что очень беспокоится. Все жители деревни волнуются. Я спросил, добывают ли они золото сами. Мать прижала голову сына к груди и опустила взгляд, но ничего не ответила.

Новые пробные траншеи были вырыты рядом со старыми, которые заложили итальянцы — в двух милях к востоку от деревни. Глубина их не превышала метра, и это означало, что золото расположено близко к поверхности. Самсон показал на прожилки похожего на мрамор кварца, пронизывавшие породу. Если ты нашел вот это, пояснил он, значит, ты нашел золото. Непонятно только, добывали ли здесь золото итальянцы.

Вернувшись в Аддис-Абебу, я ознакомился с отчетами о геологических изысканиях, но не нашел там никаких упоминаний об этом. Однако мне было известно о масштабной добыче золота на границе с Эритреей.

Я захватил с собой металлодетектор. По крайней мере, здесь не нужно было опасаться, что его конфискуют власти или отберут буйные орды нелегальных старателей. Мы собрали прибор, и когда дождь стал ослабевать, исследовали траншеи. Прибор пронзительно пищал, к чему бы мы ни прикладывали щуп. Самсон удивленно вскинул брови. Затем он опустился на колени в одной из траншей и пальцами отломал кусок породы.

— Посмотрите сюда, — он раскрошил землю в руке, — здесь есть золото.

Самсон предложил задержаться на пару дней возле траншей, чтобы попробовать найти самородки. Золото очень трудно обнаружить обычным металлодетектором, потому что прибор реагирует на конкреции железа, получившие название «горячей породы», но специализированный детектор, такой как «Золотой жук», способен компенсировать сигналы от содержащегося в почве железа. Современный металлодетектор разительно отличается от прибора, изобретенного Герхардом Фишером в 30-х годах двадцатого века. Фишер был немецким эмигрантом и приятелем Альберта Эйнштейна. Когда Фишер продемонстрировал Эйнштейну первый образец прибора — «металлоскоп», — великий ученый якобы предсказал, что эта новинка не будет иметь коммерческого успеха.

Каким бы заманчивым ни выглядело предложение Самсона, я понимал, что не могу себе этого позволить. Приступая к поискам копей царя Соломона, я дал себе клятву, что не стану извлекать прибыль из этого занятия. Мы взяли несколько образцов породы, чтобы удовлетворить свое любопытство, и поспешили укрыться от дождя в машине.

Вечером в городке Адиграт, расположенном на границе с Эритреей, я разрабатывал планы следующего этапа путешествия. Мне страстно хотелось попасть в Туллу-Валлелъ и найти шахты Фрэнка Хейтера. Мы достали карту и стали прокладывать маршрут. Предстояло преодолеть довольно большое расстояние вдоль восточных границ Эфиопии. Но прежде чем проверить утверждения Хейтера, мы должны были посетить еще одно место. Один знакомый рассказывал мне о монастыре Дебре-Дамо. Ходили слухи, что в его подвалах спрятаны тайные тексты, рассказывающие о царе Соломоне. Я был бы рад пропустить это место и направиться прямиком в Туллу-Валлель, но Самсон заявил, что посещение монастыря — это благочестивый поступок, который принесет нам божье благословение. Я нашел Дебре-Дамо на карте — он располагался на эфиопской границе неподалеку от Адиграта.

Мы отправились в путь рано утром. Дождевые облака, доставившие нам столько неприятностей, исчезли, и местность вокруг нас была залита солнечным светом. Бахру надавил на газ, и джип понесся вперед, объезжая рытвины и подпрыгивая на ухабах. Мы ехали по шоссе, ведущему в Аксум, но машин было мало. Вместо них на дороге толпились коровы и овцы, щипавшие траву на обочине. Примерно через час Бахру не вписался в поворот и сбил овцу. Несчастное животное застряло под машиной, но Бахру отказался останавливаться, опасаясь встречи с разъяренным крестьянином. Только после того, как мы удалились на приличное расстояние, он нажал на тормоза и вышел из машины, чтобы освободиться от изуродованной туши овцы.

Прошел еще час, в течение которого лишь чудом удалось избежать нескольких подобных столкновений. Казалось, убийство овцы привело Бахру в состояние радостного возбуждения, и он отказывался снижать скорость, лишь улыбаясь в ответ на мою брань. Затем мы въехали в деревню, где дорога была заполнена людьми и животными, спешившими на рынок. Похоже, Бахру намеренно увеличил скорость, заставляя всех в ужасе отскакивать от приближающегося джипа.

Одна овца замешкалась, и мы услышали глухой удар. Хозяин животного выскочил наперерез джипу — мужественный поступок в Эфиопии, где у большинства автомобилей ненадежные тормоза. Бахру включил первую скорость, и нас бросило вперед. Слава богу, крестьянин не пострадал, но мы и глазом не успели моргнуть, как вокруг машины собралась вся деревня. Они жаждали крови.

Я сказал Бахру, что он должен уладить дело сам. Пусть выходит из машины и разговаривает с толпой. Вечная ухмылка сползла с его лица, нижняя губа задрожала. Жители деревни заглядывали в окна. Некоторые начали вооружаться камнями.

Остальные принялись раскачивать джип. Я вновь приказал Бахру вылезать. Набравшись храбрости, он вылез через окно и взобрался на капот.

Затем он склонил голову и стал уговаривать владельца овцы. Я не слышал, что именно он говорил, но его жесты были более чем красноречивы.

Он молил о пощаде.

Жители деревни вытащили тушу овцы из колесной ниши, а затем разрисовали кровью животного грязно-белый кузов джипа. Крестьянин пронзительно кричал. Самсон перевел, что он требует компенсации. Ему нужны деньги, много денег. Не слезая с капота, Бахру пытался договориться. Он относился к тем людям, которые могут уговорить кого угодно. Самсон переводил мне. Сначала Бахру обвинил овцу в тупости. Затем он стал валить все на тормоза джипа. Потом пришла очередь отвратительной дороги.

Жители деревни заявили, что им надоели неосторожные водители, что мертвая овца была не глупее других овец, а в плохом состоянии дорог виновато правительство. Они сказали, что примерно накажут Бахру, чтобы больше не погибло ни одно невинное животное.

Я толкнул Самсона в спину. Он перестал переводить и с большой неохотой взобрался на капот и стал рядом с Бахру. Я наблюдал за ними через ветровое стекло: двое взрослых мужчин отдавали себя во власть толпы. Они часто оборачивались и показывали на меня, но от этого ярость крестьян только усиливалась. Я подумал, не предлагают ли спутники мою голову в обмен на мертвую овцу.