Управляющий, судя по всему, решил, что с помощью этого комплимента сумел развеять всю эту повисшую неловкость ситуации.

Дана сцепила руки. Боже, как это все утомительно! Если бы она знала и могла, могла куда-нибудь от них всех исчезнуть!

Мальчик смотрел на нее, и в этом взгляде она видела все эмоции мира. Обреченность, неверие, отсутствие надежды, неисполнимость мечты, грусть о прошедшем и недоверие к тому, что может произойти. Для этого маленького человечка слово “невозможно”, кажется, было главным в жизни, и ей захотелось обнять и излить хотя бы ему всю эту тоску, боль, протянувшуюся через расстояние. И она даже дрогнула и потянулась к нему, но уперлась в стену. Стену, за которой где-то далеко быстро-быстро сердце выстукивало свой торопливый ритм. В испуге, в страхе, в отчаянии.

– Не надо. Пожалуйста.

Разве это не нормально – попытаться приласкать ребенка? А для него? Возможно, он уже стесняется таких нежностей. А может, она его пугает. Надо сказать честно, она пугает сама себя.

Но будет лучше. Почему-то Дана теперь была в этом уверена. И пускай Теренций думает по-другому. А Антонио боится. Все будет лучше.

– Мы уже подъезжаем. Вот замечательно.

Среди всех присутствующих, кажется, только Жак не чувствовал всего этого напряжения. И Дана была ему за это благодарна.

За окошками мелькали фонари, и копыта лошадей отбивали дробь по каменной мостовой. Они въехали в какой-то городок. На улице стемнело, а она даже не заметила. О чем она думала? Даже сама не сможет ответить.

Дормез остановился, и Феррер вскочил, чуть не уткнувшись головой в крышу.

– Минутку. Минутку. Простите, я сейчас все проверю.

Дверца экипажа со стуком закрылась. Она взглянула на мальчика с сомнением. Стоит ли говорить при нем? Но ведь он… Просто мальчик?

– Мне кажется... Мне кажется, с Реганом что-то случилось.

“Гаргантюа” смотрел на нее отрешенно и как-то задумчиво. Она чувствовала, странным образом ощущала, что он верит ее словам. Может быть, даже больше, чем раньше.

– Надеюсь, вы ошибаетесь. Хотя, кому, как не вам, не тебе, девочка, знать об этом.

– Вы верите? Вы верите, что женщина может такое ощущать? На расстоянии?

Итальянец покачал головой. Большой и сильный человек, он знал что-то, чего не знала она. Но хотела знать. Как же она хотела уже знать что-то наверняка! Ей страшно надоело плавать по волнам неопределенности среди туманов недомолвок. Она была готова возненавидеть Теренцио за то, что он знал и не говорил ей.

– Я не верю. Но вы можете.

У Даны не было слов. Совершенно. Как он смеет?! И этот страх у мальчишки… Ну хотя бы ему она может высказать все!

– Что ты боишься? Я что – монстр? Чудовище из сказки?

Антонио затравленно оглянулся на мага, и в следующую минуту она поняла, что мальчик шепчет что-то. Он говорил, не переставая, но она могла различить только обрывки фраз. Но этого было больше, чем достаточно. Он молился!

Слезы выступили у девушки на глаза. Все это было выше ее понимания. Так они сидели несколько минут в темноте. Царила тишина, в которой детский голос раз за разом взывал о помощи к своему божеству, девушка время от времени всхлипывала, а мужчина просто молчал. И это было хуже всего.

– Мастер Реган! Я очень рад вас видеть! Вы позволите называть вас именно так? Безусловно, ваш титул может вызывать только глубочайшее уважение, но мы живем во времена, когда время становится самым главным. И, теряя время на все эти замечательные красивые выражения, можно потерять все, это может просто не позволить нам найти достаточно времени для важных дел.

Все это господин Гензерих произнес после того, как встретил Регана на пороге кабинета. Уверенно глядя в глаза, промышленник максимально дружески приобнял его за плечи, а затем, подхватив под руку, не давая даже ответить на приветствие, увлек к рабочему столу.

Кабинет королевского канцлера должен был встретить его как старого знакомого. Знакомого, которого не видел уже очень давно, и в жизни которого изменения происходили вчера, сегодня и продолжают происходить сейчас, но очень часто именно на твоих глазах. Реган помнил, как тетка привела его сюда первый раз.

Тринадцатилетний мальчик, который вот-вот должен был начать обучение в Академии, приехал, чтобы вступить в права наследования.

Он не хотел, не понимал, почему он должен был сделать это, ведь он все еще верил тогда, что все изменится. Кабинет показался ему филиалом королевского музея, изучать экспонаты в котором он мог бы очень-очень долго. Руководитель королевской канцелярии, не нынешний маленький неуверенный в себе человечек, а еще старый седой дедушка, который действительно приходился ему родственником по какой-то дальней линии, он тоже был похож на экспонат этого музея. И, прикасаясь к старческой, сморщенной коже этого человека, он думал только о том, как бы быстрее сбежать из этого пыльного логова, где смерть уже караулила свой час в темном углу, среди фолиантов в обложках из кожи неизвестных зверей.

А сейчас обстановка в кабинете изменилась как по взмаху волшебной палочки. Никаких намеков на то, что здесь находилось на протяжении десятилетий, а может быть, даже столетий?

Сейчас все эти картины и бюсты, все эти реликты прошедших времен, в том числе огромный персидский ковер, который достался одному из полководцев королевства в незапамятные времена в качестве трофея, все эти предметы, подтверждающие необыкновенный статус хозяина кабинета, исчезли.

На стене отсутствовал даже портрет королевы. И это было совершенно немыслимо и одновременно от этого было немного спокойнее. Видеть сейчас ее изображение, не зная, где она и что же с ней произошло, было бы невыносимо. Посреди комнаты остался только потемневшие от времени стол и кресло. Пустота на столе, где обычно стояли письменные приборы и лежали папки с документами, только подчеркивала пустоту пространства вокруг.

Кресло, в котором обычно располагались гости канцлера, отсутствовало. Вместо него стояли два почти таких же старых стула, видимо, доставленных из других комнат.

Эта пустота, эта потеря привычного, непоколебимого, утрата того, к чему он привык с самого детства, с того самого первого посещения кабинета канцлера, заставила его содрогнуться.

Да, вид разрушенных парадных замковых ворот, обугленных камней на дворцовой площади, попадавшихся тут и там в коридорах поврежденных предметов убранства и обломков мебели – все только подтверждало слова сопровождающих его людей. Вокруг замка, в самом замке, в его комнатах, залах, подвалах шло сражение. Сражение, следы которого еще не успели скрыть, а последствия исправить.

Еще по пути из дома представитель временного комитета вкратце рассказал ему и о страшной гибели канцлера, и о бегстве королевы. Подробностей он не знал, да и, судя по всему, их не знал никто.