Лихно решил ближе присмотреться к своему недавнему конкуренту. Выяснилось, что Аносов имел прибыльный бизнес. В его кармане помещалось два с половиной десятка фирм, объединенных в концерн «Ибис». Лихно никогда не брался за дело, о котором имеет приблизительное общее представление, поэтому скрупулезно собрал всю доступную информацию и выяснил, что Аносов имеет гораздо более высокие доходы, чем те, что отражены в официальных бумагах.

Один знакомый устроил им встречу в номере приличной гостиницы. Все шло гладко. Мужчины съели ужин, выпили по рюмке коньяка. И Лихно перешел к делу: предложил бизнесмену делать ежемесячные пожертвования на нужды общественной безопасности. Другими словами, сливать тридцать процентов выручки на банковский счет Лихно. Цена за душевное спокойствие и неприкосновенность бизнеса вполне приемлемая. Плюс к тому, и это главное, Лихно забывает прошлую обиду.

Аносов повел себя как последний дурак. Вспылил, ответил в том духе, что не желает ишачить на Лихно.

В таком тоне с Лихно не смел разговаривать ни один человек. Но школа контрразведки научила проглатывать еще и не такие обиды. Научила и другому: не оставлять обиды без ответа. В гостиничном номере Лихно просто выслушал собеседника и решил выждать время. Он надеялся, что Аносов поумнеет и ответит «да». Неделя катилась за неделей, но ничего не происходило…

Лихно оборвал рассказ, вытер губы салфеткой, взглянул на охранника и сказал, что грязную посуду можно убирать. И еще пусть кто-нибудь из парней присмотрит за супругой, иначе к отъезду она напьется до поросячьего визга. Девяткин сидел с каменным лицом, будто не слышал последних реплик. Его руки, скованные наручниками, лежали на столе. В правом кулаке был зажат золотой паучок, забытый женой Лихно.

Он думал о том, что наручники импортного производства, на каждом браслете отдельный замочек. Как на отечественных. Достаточно расстегнуть один из двух замочков, и руки свободны. На это уйдет примерно… Трудно предположить, сколько времени потребуется. Полчаса или чуть больше. Главное, незаметно для посторонних глаз согнуть крючком заколку брошки, сделанную из мягкого металла. Хочется надеяться, эта заколка не сломается.

Над морем спустился вечер, когда лодочник выключил моторы, и посудина легла в дрейф. На корме зажгли желтый фонарь, довольно яркий, а на носу установили автомобильную фару. Лодка болталась на волнах больше двух часов в ожидании чего-то или кого-то. Палыч угрюмо молчал и плевал за борт вязкую слюну. Сотник тоже молчал. То ли решил, что все слова сказаны, то ли суеверно боялся разговором отпугнуть удачу.

Джейн чувствовала себя лучше. Еще днем ей соорудили что-то вроде постели, бросив на настил спасательные жилеты. Сверху накрыли армейским одеялом из грубой шерсти, поверх него постелили брезент, защищавший от холодного тумана. Радченко время от времени ставил Джейн градусник и сокрушенно качал головой.

– Состояние не улучшается, – повторял он. – Это меня настораживает… Сейчас главное, чтобы не развился отек…

– Хватить травить фуфло, – злился Сотников. – Если у нее разовьется отек, ты отправишься на корм рыбам.

– Я делаю все, что могу.

– Ты должен ее на ноги поставить, а не выдавать тут хреновые прогнозы.

Через пару часов к лодке подошел буксир. Ржавое корыто без имени и без флага, каким-то чудом державшееся на воде. Через борт свесился человек с темной бородой и пышными усами. Он скороговоркой о чем-то спросил лодочника на странной смеси русского и турецкого языка, лодочник коротко ответил. Было ясно, что человек на буксире не слишком доволен, заметив в лодке женщину, – от баб только несчастья. И еще затесался лишний человек, о нем заранее не предупреждали и денег за него не платили. Сотник тронул лодочника за плечо и сказал:

– Переведи капитану этой роскошной яхты, что сегодня он хорошо заработает. За врача будет отдельная плата. И за женщину добавим. Только пусть заткнется и больше не вякает.

– Не надо переводить, – ответил бородач. – Я немного понимаю по-русски. Меня зовут Джафар.

Он сбросил вниз веревочную лестницу и велел подниматься по одному и, главное, не спешить. Вода в море ледяная, если кто сорвется вниз, пусть обижается только на себя: за две-три минуты можно запросто превратиться в сосульку. Багаж поднимут, когда все пассажиры окажутся на борту. Первой по лестнице вскарабкалась Джейн, за ней Палыч, дальше Радченко с Сотниковым. Когда Джейн, оказавшись на палубе, глянула вниз, она не увидела ни лодки, ни воды. Вокруг была темнота, разбавленная густым туманом. На буксире огня не зажигали даже в рубке.

Дима взял Джейн за руку, светя фонариком, помог спуститься по крутым ступеням в трюм, насквозь провонявший рыбой и хлоркой. Капитан принес керосиновую лампу, показал на груду матрасов, сваленных в дальнем углу. Он оставил бочонок с водой, сумку с консервами и ушел, получив деньги. Сотник приказал всем ложиться и отдыхать.

– Эта лоханка идет с черепашьей скоростью, – сказал он. – У нас вагон времени. Теперь слушайте. Если Джафар свистнет два раза, значит, береговая охрана шерстит честного рыбака. Ну, с охраной Джафар договорится, на эти цели деньги выделены. Никто в трюм спускаться не станет, в крайнем случае только заглянут через люк. А нам надо будет собрать матрасы, накрыть их брезентом, самим спрятаться под лестницей. Там оборудовали что-то вроде комнаты.

– Экипаж большой? – спросил Радченко.

– Всего двое, включая Джафара. – Сотник стянул тяжелые башмаки и блаженно улыбнулся. – Хотя докторам эти сведения вроде бы ни к чему.

– Я просто так спросил. Мы что, в Турцию направляемся?

– Ты слишком любопытный, – нахмурился Сотник. – Смотри, как бы за твои вопросики ненароком язык не отрезали. Как Палычу.

Джейн уже спала на матрасе, заляпанном мазутом. Она подложила под голову руку, другой рукой закрыла лицо. Сон это был или реальные воспоминания, Джейн не знала. Но, проснувшись через час, поняла, что все виденное во сне случилось на самом деле.

Некоторое время назад

Джейн хорошо запомнила тот холодный зимний день, когда машина, пропетляв по разбитой лесной дороге, выехала на открытое пространство заснеженного поля. Вдалеке угрюмо застыл сырой хвойный лес. Чуть ближе, на опушке, из-за высокого забора виднелась двускатная крыша приземистого длинного здания. Где-то в стороне высокая железная труба выплевывала в небо клубы дыма, густого и черного, будто печь топили автомобильными покрышками.

Адвокат Дима Радченко, сидевший за рулем, кивнул головой и сказал:

– Подъезжаем. Это и есть детский дом на сто воспитанников. На самом деле детей там почти вдвое больше. На тебя, Джейн, никаких документов не оформлено, поэтому держись в стороне. Если зайдет разговор, ты – мой помощник. По-русски ты говоришь бегло, так что хитрость не раскроют.

– А если спросят документы?

– Ну, это же не военный объект, всего лишь приют для сирот-инвалидов. Главное, держитесь за моей спиной, говорить буду я.