– Неужто? – удивился Дубровский. – Хотя, с вашим энтузиазмом станется, Александр Иванович.

– Вот-вот, – закивал тот, – с моим энтузиазмом! – Он почесал тощую жилистую шею. – Так вот, я работал с книгами прилежно. Но не все увидел, о чем прежде услышал.

– Да что вы все тайнами да загадками говорите, Александр Иванович?

– Это я так начинаю, с фланга… В частном разговоре вы как-то обмолвились, что вывезли из гибнущей в революционном пламени Франции русскую библиотеку… или часть ее…

– Да, было, – кивнул Дубровский.

– Так вот этих книг в «Депо манускриптов» я не обнаружил. А так хотелось полюбопытствовать, полистать…

– Вот о чем вы, – понимающе кивнул Петр Петрович.

– Именно-с! Что ж это за библиотека такая? Вы говорили, что якобы книги те могли принадлежать русской княжне киевской Анне Ярославне… Так это?

– Допустим, что так.

– Вы меня знаете как преданнейшего книжному делу человека, Петр Петрович, – Сулакадзев положил руку на сердце, – который ни средств, ни жизни не пожалел ради этого дела. Скажите, как же так? Неужто утекли эти книги? Продали вы их? – Лицо Александра Ивановича даже свело от одной этой мысли. – Неужто так?..

– Нет, не продал.

Сулакадзева разбирало.

– Любезный вы мой, сердце ведь мое, преданное нашему делу, разрывается, едва подумаю, что сгорели они где-то или сгинули в дорогах…

Дубровский поднял глаза на гостя.

– А вы никому не сболтнете?

– Нет же!

– Точно?

– Истинный крест! – осенил себя крестным знамением пылкий гость. – Как можно?

– Они в этом доме, – сказал Дубровский.

– Все?!

– Все, Александр Иванович.

– Но как же? Отчего не в «Депо»?

Петр Петрович покачал головой:

– Знаете, решил оставить. Ведь мой подарок вернуть назад уже нельзя. Моя библиотека нынче государю императору принадлежит. Вот я и подумал: у меня всего-то не более сотни своих, русских книг и рукописей, да еще древних дощечек, неужто я у себя дома их не сохраню? К тому же у общественности великая тяга появилась ко всему заграничному: восточному, латинскому. Но не к своему. Второй Ломоносов бы оценил! Но его нет. А другие интеллектуалы, как Николай Михайлович Карамзин, они все более на Запад глядят. Там все ответы ищут. А моя библиотека об ином говорит…

– И о чем же? – подался вперед Сулакадзев.

– О многом, Александр Иванович. Например, о том, что русской истории куда больше лет! Взять хотя бы «Боянов гимн»…

– И он у вас имеется?

– Еще как имеется, – кивнул Дубровский.

– А показать вы его мне можете? По дружбе, Петр Петрович, как один обуянный страстью коллекционер другому такому же, – он жадно вздохнул: – Неистовому, блаженному!..

– Вам покажу, Александр Иванович. Другому не стал бы, но с вами давно знаком и вашу одержимость тоже хорошо знаю. Как тут не поделиться с товарищем?

И Петр Петрович Дубровский полез в одну из своих кладовок и вытащил на свет божий крепкий ящик с номером 3. Поставил его на стол, открыл крышку и достал древний свиток. Это был пергамент, пожелтевший и хрупкий на вид…

– Вот он, «Баянов гимн», смотрите, Александр Иванович, или, иначе, «Боянова песнь Славену».

– Бог мой, Бог мой, – восторгался Сулакадзев.

– Только будьте аккуратнее, прошу вас…

– В «Слове о полку Игореве» такой персонаж, как Баян, только возникает на исторических подмостках!.. – благоговейно касаясь пергамента, молвил Александр Иванович Сулакадзев. – А тут как же?..

– А тут он раскрывается полностью, – кивнул Дубровский. – И от первого лица! В этом гимне очень подробно сам Баян о себе и рассказывает! Что он потомок рода Славенов, что родился, воспитан и начал воспевать у Зимеголов, что отец его был Бус, воспитатель младого Волхва, что отец его отца был Злогор, «древних повестей дольный певец», что сам он, Баян, служил в войнах и неоднократно тонул в воде. Все писано нашей древней руникой…

– Бог мой, Бог мой, – шепотом повторял Сулакадзев.

– Я его из Парижа вез. А как он туда попал, сами должны догадаться. Впрочем, вы о том уже упомянули. Анна Ярославна его с собой привезла, с Киевской Руси во Францию, семьсот пятьдесят лет назад.

– Стало быть, рука ее этого свитка касалась? – с замиранием сердца прошептал гость, трогая свиток.

– Именно так. А ведь есть еще и другие значимые тексты. Например, «Перуна и Велеса вещания», или «Произречения новгородских жрецов»…

У Сулакадзева даже губы задрожали:

– Петр Петрович…

– Ну?

– А вы мне позволите сделать список с «Боянова гимна»? Душой матери свой прошу! – Он смотрел на Дубровского, как смотрит изголодавший пес на мясную кость в руке щедрого повара. – Копию? Изучить, перевести, может быть…

– Позволю, – ответил Дубровский. – Вам, зная вашу чистую душу радетеля русской древности, позволю. Уж коли сам признался! – Он добродушно рассмеялся. – А то еще заболеете, не дай-то Бог! Только уговор: будьте аккуратнее с текстом. Я уже понял, что далеко не все наши соотечественники готовы разделить сие мнение, что Русь – страна древнейшая и жила себе поживала и до крещения. И песни пела, и книги писала. Сего утверждения, Александр Иванович, многие вам простить не сумеют. А еще и преследовать будут!

На том они и договорились. В ближайшее время Сулакадзев сделал список с «Боянова гимна», но удержать при себе такую новость не сумел. Выписки из «Боянова гимна» докатились до последнего крупного собирателя русской старины Гавриила Державина. Гавриил Романович продолжал традицию Ломоносова как большой славянофил и страстный почитатель древностей.

Об имеющихся у него «новгородских рунах» Сулакадзев сообщал и прежде. А теперь – «Боянов гимн». Александр Иванович передал Державину часть текста. Тот загорелся этой находкой!

Сулакадзев сказал о том Дубровскому. Не мог не сказать! Ведь Петр Петрович сам хотел огласки своих книг! Своего сокровища!

Но вместо восторженного «Да!» коллекционер сказал:

– Повремените радоваться, Александр Иванович. Кто друг Гавриила Романовича, знаете? А я вам скажу: это мой недруг, всесильный Алексей Николаевич Оленин, статс-секретарь Сперанского. Понимаете? Проведает он, что я скрываю дома рукописи…

– И что же? – нахмурился Сулакадзев.

Тень легла на лицо Дубровского.

– Я не знаю, что может быть. Но предположить могу самое худшее. Оленин давно на меня волком смотрит. Еще обвинит в том, что я эти рукописи украл.

– Да как же так?

– А вдруг? Моя квартира и «Депо манускриптов» под одной крышей. И на самом деле, что мне стоит взять любую книгу и перенести ее из «Депо» к себе домой? Да ничего не стоит. А в архивах, которые также на мне, сделать исправление. Точно и не было таковой! Мне верят только потому, что я сам же эту коллекцию и подарил государю императору! А захотят сделать проверку, так все вверх дном перевернут… Так что я вас прошу, голубчик, нет… я вам приказываю, как хранитель рукописи, не открывать источник… Вам все понятно?