Они проговорили с полчаса. Вспомнили Париж начала революции. Как было весело на заре перемен. Ну, это Строганову было весело, Дубровскому не очень. Он от камней уворачивался, в платья простые наряжался. Потом ноги уносил.

Зашел разговор о планах на будущее.

Дубровский нашел короткую статью из «Северного вестника», которую спустя полгода опубликовал «Вестник Европы». Прочитал ее с гордостью. «Наши соотечественники, – писалось в статье, – знатнейшие особы, министры, вельможи, художники и литераторы, с удовольствием посещают скромное жилище г-на Дубровского и осматривают богатейшее сокровище веков, которое, конечно, достойно занимать место в великолепнейших чертогах».

– Вот послушайте, Павел Александрович: «Как мы знаем… – с удовольствием и возмущением цитировал коллекционер и дальше ту статью, – господину Дубровскому уже поступают весьма щедрые предложения от иностранных коллекционеров. Увы, но тесные обстоятельства могут вынудить его уступить оную коллекцию какому-нибудь иностранному государству». Чего ведь только не напишут! – Он отложил статью, налил им еще коньяку. – Я ведь сам уже хотел найти вас, – признался Петр Петрович Дубровский. – В связи с этой вот моей домашней выдумкой…

– И правильно, и надо было, – согласился Павел Строганов. – Пока власть в руках, мог бы и помочь…

– Ох уж мне эта власть, – покачал головой коллекционер.

– Вы про обиды ваши?

– И про них тоже…

– Ну, в Коллегии мы вас восстановим, – кивнул Строганов. – Или что? – он смотрел в глаза гостя. – Вы иного хотите?

– Иного, – кивнул Дубровский.

– Так чего, говорите?

– Тут без вашего батюшки, Александра Сергеевича, дай Бог ему здоровья, дело не решить.

– Ну, мне-то расскажете?

– Вам расскажу в первую очередь.

Они выпили коньяку, и Строганов кивнул:

– Говорите же, прошу вас…

Беседа длилась около часа. По ее завершении Петр Петрович Дубровский спросил:

– Что скажете, товарищ министра внутренних дел? Ваше сиятельство? Павел Александрович?

– А скажу так: на днях я карету за вами пришлю, и поедем мы с вами к батюшке моему! – Он допил коньяк, промокнул салфеткой губы. – Не будем откладывать сей вопрос в долгий ящик!

Когда в этот вечер Дубровский провожал его к роскошной карете, какие бывают только у царей, Строганов спросил:

– А те дощечки, Петр Петрович? Забыл спросить: их-то вы спасли? Предревние? Славянские? Или… пропали?

– Спас, – кивнул Дубровский. – Как зеницу ока берег!

– Это вы молодец! Их бы прочесть еще целиком! Ну, да будет время!..

В эти дни Павел Строганов приехал к отцу и рассказал ему о квартире библиофила. О его небывалой прежде в России книжной выставке.

– А я ведь был у него, – вдруг сказал вельможа. – С Олениным был… Я все диву давался, как он из квартирки музеум устроил! И Державин к нему захаживал, Гаврила Романыч, и много кто еще. И все удивлялись такому вот чуду…

– Вот в чем все дело, отец. Дубровского по глупости и невежеству изгнали из Коллегии иностранных дел, а ведь он служил России по чести! Уж я-то знаю! А теперь о нем в газетах пишут. Теперь его уговаривают многие, иностранцы в том числе, продать книги. Как ты думаешь, отец, на сколько еще хватит этого человека? Он мне сказал, что в средствах стеснен и уже продал с десяток книг из своей сокровищницы, наименее интересных для него.

– Стало быть, уже взялся продавать?

– Именно! Но там каждая книга – шедевр, вот в чем все дело! Скажи, как поступим?

– А как тут можно поступить, сынок? – задумался екатерининский светский лев, которому только что исполнилось семьдесят лет. Он с теплотой взглянул на любимого сына, от которого столько натерпелся, но которого любил безгранично. – Зови этого Дубровского ко мне – поговорим по душам. Покумекаем. Глядишь, и придумаем что-нибудь!

Они ехали через Петербург к знаменитому Строгановскому дворцу на углу Невского проспекта и реки Мойки. Тут им раскланивались слуги, широко распахивали перед гостями золоченые двери. Дворец Александра Сергеевича Строганова полнился картинами европейских художников. Это воистину была сокровищница искусства! Александр Сергеевич часто бывал и живал за границей, исполняя дипломатические обязанности и у матушки Екатерины, и у ее убиенного сына Павла Петровича. И всякий раз самый богатый аристократ Российской империи скупал на западе картины знаменитых мастеров, эстампы, драгоценные камни, медали и монеты. И все это он вез на родину! Знал, что когда-нибудь создаст музеум! Не для себя одного и своей семьи – для соотечественников! Не только из чувства патриотизма, конечно, но и здорового честолюбия. Да какая разница? Отечеству-то во славу! Великий человек – великие поступки!..

Александр Сергеевич радушно принял сына и его старшего товарища.

Екатерининскому вельможе только что исполнилось семьдесят лет, но выглядел он молодцом. Седой парик, серебристый костюм, манеры человека величественного во всем и одновременно простого, без зазнайства, что бывает редко.

В ту пору Александра Сергеевича занимали уже не вопросы власти – он уже навластвовался вволю! – а гуманитарные вопросы. Строганов-старший состоял президентом Императорской академии художеств и, что было куда главнее для Петра Дубровского, состоял директором Императорской публичной библиотеки.

– Расскажите моему батюшке все, что недавно рассказали мне, – попросил Строганов-младший.

– Прошу вас, Петр Петрович, – подбодрил гостя и хозяин дворца.

И Дубровский вновь рассказал о своих мытарствах в Европе с огромной библиотекой, оформленной как дипломатический багаж и потому спасенной.

Александр Сергеевич Строганов, слушая его, под конец уже смеялся.

– Какой же вы изобретать! Какой молодец! И вас вот за это взяли отчислили из коллегии? За ваш просветительский подвиг? Ну, так болванов, голубчик мой, пруд пруди! Я так давно не обижаюсь! Плюнь – и в болвана попадешь!

У Дубровского отлегло от сердца.

– Спасибо вам, ваше сиятельство, за понимание, – поблагодарил он хозяина дворца.

– Не меня – вас надо благодарить, – сказал тот. – А ведь могли бы продать вашу коллекцию, а, Петр Петрович? – хитро спросил Строганов-старший. – Разбогатеть и обеспечить безбедное существование. Так нет же…

Почувствовал Дубровский, почему он тут оказался, да так скоро, или нет? Кто его знает! Но предощущение судьбы уже было и волновало его!..

– Мог бы, сударь, – согласился тот. – Продать и дорого продать! – Он так замотал головой, точно ему предложили совершить какую гадость. – И дело всей жизни погубить? Да только кем же я после этого останусь? Иудой разве что. И по отношению к себе, и по отношению к России.

– Похвально, похвально, – кивал Строганов-старший. – Повторите еще раз содержание вашей библиотеки…